Повесть о балтийском матросе - Иван Матвеевич Жигалов

на день мог оказаться в руках противника. Совнарком принял решение — готовить корабли к переводу в Кронштадт. Это в условиях-то зимы!

Дыбенко спешил в Гельсингфорс. О своем приезде он не сообщил, и на вокзале его не встречали. И на «Полярной звезде» — только дежурный. Разыскали Н. Ф. Измайлова. Вместе обсудили положение на Балтийском флоте. Особенно тяжело было в Ревеле. Бои шли уже на подступах к городу.

Измайлов пожаловался, что не хватает людей.

— Приступили к доукомплектованию линкоров и крейсеров за счет береговых команд Петрограда, Кронштадта, Ораниенбаума. Кое-кого нашли на вспомогательных судах…

Дыбенко сообщил, что в Гельсингфорс вот-вот приедет Борис Жемчужин — уполномоченный Совнаркома по эвакуации флота в Кронштадт.

— Вместе будете действовать.

Пока Дыбенко и Измайлов разговаривали, подошли комиссары, центробалтовцы. Всех интересовало положение на фронте. Дыбенко рассказал, но о причине приезда еще не обмолвился ни словом. Поинтересовался, где мичман Павлов и его отряд, который недавно прибыл сюда. Павлов был здесь. Вскоре он появился. Поздоровались, по-братски обнялись.

— Объявляю для сведения — мичман Павлов назначен начальником штаба сводного отряда и направляется в район Нарвы.

— Опять забираете людей! — воскликнул Измайлов.

— Надо! — ответил Дыбенко.

Матросский отряд Павлова, пополненный свежими силами, выезжал из Гельсингфорса в тот день, когда немецкие войска заняли Ревель. «Теперь противник перебросит освободившиеся войска под Нарву, — тревожился Дыбенко. — Надо торопиться…»

На пути к Нарве во время остановки в Петрограде в Первом Северном летучем отряде революционных моряков Балтийского флота — так он назывался — побывал военный руководитель Комитета обороны М. Д. Бонч-Бруевич, сообщил, что начальником Нарвского оборонительного участка назначен бывший генерал старой армии Парский. При первой встрече с моряками Дыбенко заметил — генерал недоволен. «Не понравились, одеты не по форме». А Парскому сказал:

— Матросы воевали с калединцами и дутовцами[9]. И вот снова идут в бой.

Понял Дыбенко, что не убедил генерала. Тот продолжал хмуриться.

— Нет дисциплины и вид разболтанный…

Обидно стало наркому за флотских: «Будем воевать самостоятельно…» И взял под свое командование все матросские отряды. Павлов стал у него начальником штаба.

Павлов не остановил командира, не предостерег, что нельзя было дробить и без того незначительные силы, занимавшие оборону под Нарвой…

28 февраля перед началом боя в морских отрядах читали обращение, подписанное Дыбенко и Павловым. «Рабы, восставшие в 17 году, удержали красный стяг непоколебимо. Он реял в воздухе на мачтах, он реял в сердцах моряков. Тираны и вампиры боялись приблизиться к тебе, моряк!.. Безжалостная смерть тому, кто поднял руку на свободу!.. Мы ныне выступаем защищать тебя, дорогую свободу, и всех к восстанию под свои знамена призываем… Вперед, вперед, друзья, кому свобода дорога, вперед под красные знамена!»

После падения Ревеля германское командование, как и предвидел Дыбенко, перебросило под Нарву освободившиеся войска… Упорный бой произошел в районе маленькой станции Иевве. Сюда противник двинул крупные силы. Навстречу им выступил эшелон матросов с двумя броневиками, погруженными на платформы… Сильным артиллерийским огнем врага искалечило паровоз, разбитые броневики свалились под откос. Погибли машинист, помощник машиниста и десять матросов тяжело ранены… Дыбенко приказал занять оборону, задержать неприятеля. Но силы были неравны…

Ранним утром 3 марта противник начал наступать двумя колоннами — вдоль железной дороги и севернее, по Ревельскому шоссе. Бой завязался близ станции Корф. Около двух тысяч матросов и красногвардейцев повел за собой Дыбенко по глубокому снегу. Несколько раз моряки бросались в атаку. Но перевес сил был на стороне врага…

На приморском фланге недалеко от Нарвы балтийцы вынудили врага отступить. Но удержаться не смогли. Фланги оказались оголенными. Геройски сражались балтийцы, многие погибли, многие были ранены.

Парский не помог морякам. Начальник участка готовил свой план боевых действий. 3 марта он вызвал Дыбенко на совещание в Ямбург и объявил командирам об общем наступлении в районе Нарвы. Сославшись на большие потери в своих отрядах, Дыбенко отказался участвовать. Выступая, он упрекал генерала в том, что будто бы тот преднамеренно поставил балтийцев в трудные условия — не прикрыл фланги, не обеспечил артиллерией…

О возникших трениях между Дыбенко и Парским Д. М. Бонч-Бруевич доложил В. И. Ленину…

И вскоре Дыбенко получил телеграмму из Петрограда. Прочитав ее, он сказал своему начальнику штаба Павлову:

— Не получился из меня полководец, Сергей Дмитриевич. Не получился… Меня отзывают.

…Мирный договор с Германией был подписан 3 марта. В этот день наши войска оставили Нарву. Закрепиться на правом берегу реки Наровы не удалось. Советские войска отступили к Ямбургу. Через два дня пал и Ямбург. Отряды матросов прибыли в Гатчину…

Уже в Петрограде Дыбенко познакомился с выступлением Ленина на VII съезде партии. Несколько раз перечитал: «Мы предполагали, что Петроград будет потерян нами в несколько дней, когда подходящие к нам немецкие войска находились на расстоянии нескольких переходов от него, а лучшие матросы и путиловцы, при всем своем великом энтузиазме, оказывались одни, когда получился неслыханный хаос, паника, заставившая войска добежать до Гатчины…»[10] «Это нас имел в виду Ленин», — сделал вывод Дыбенко. И все же не мог поверить, что его отдают под суд.

На суде эксперты, знатоки военного дела, свидетели доказали, что к решению больших, сложных задач, таких, как «прорыв к Ревелю» и «оборона Нарвы», П. Е. Дыбенко, не обладая боевым опытом, не был подготовлен. Установили также, что во время боев связь была налажена плохо, слабо велась разведка, действия отрядов не согласовывались. Дыбенко оправдали. Сам он тяжело переживал случившееся, но работал, как и прежде: руководил заседаниями морской коллегии; выезжал в Кронштадт принимать боевые корабли, совершившие знаменитый «ледовый поход» из Гельсингфорса. Подбирал надежных матросов в отряд для охраны поезда с членами Советского правительства, переезжавшего из Петрограда в Москву. Командиром этого отряда назначил Николая Антропова, в недавнем прошлом члена судового комитета минного заградителя «Амур», а его помощником — Ивана Кожанова.

Когда все управления и отделы Народного комиссариата по морским делам перебрались в Москву, было вынесено решение Совнаркома — отстранить Дыбенко с занимаемого поста. Павел Ефимович к этому себя уже подготовил, понимая, что нельзя руководить комиссариатом после всего, что произошло… «Конечно, я виноват в том, что моряки добежали до Гатчины».

Казнь отменяется

В апреле 1918 года П. Е. Дыбенко уехал из Москвы в город Рыльск в распоряжение В. А. Антонова-Овсеенко, в то время командующего советскими войсками на Юге России. Покидала столицу и А. М. Коллонтай. «После IV съезда Советов ушла с поста наркома, не разделяя Брестского мира», — вспоминала она. По решению Центрального Комитета партии Коллонтай была направлена в агитационную поездку на пароходе по Волге. Пожелав друг другу успехов, супруги расстались…