Повесть о балтийском матросе - Иван Матвеевич Жигалов

Пожелав своему преемнику Измайлову высоко держать знамя Центробалта, Павел Ефимович выехал в Петроград.

Авантюра ликвидирована

Утром 28 октября Дыбенко был в Смольном у Подвойского. Разговор короткий, тревожный: наши части оставили Гатчину; Керенский двигается на Петроград. Подвойский предложил сейчас же выехать в Царское Село, узнать, что там делается, и немедленно обо всем сообщить. Пояснил, что по согласованию с Центральным Комитетом партии он, Подвойский, руководит обороной Питера, Антонову-Овсеенко поручено командовать левым, Пулковским участком, а на правый, у Красного Села, назначен Дыбенко. Попрощавшись, Павел вышел.

На лестнице встретил Антонова-Овсеенко. Как он изменился — лицо вытянулось, глаза покраснели!

В район Пулкова приехали вместе. Здесь и солдаты, и оружие есть, только порядка нет. «Наших бы, флотских, сюда», — подумал Павел.

В небольшой избушке — «штабе» их встретил немолодой военный. На форменной шинели виднелись следы от погон. Узнав, кто перед ним, назвался полковником Вальденом, пожаловался:

— Штаб развалился, офицеры удрали, да и солдаты разбегаются.

Пошли к солдатам. Говорили о революции, о декретах, принятых II съездом Советов. Сначала не слушали, а когда узнали, что перед ними члены Советского правительства, оживились, перебивая друг друга, стали спрашивать о Ленине, о земле, скоро ли конец войне. Дыбенко выступил перед солдатами.

— Сейчас я возвращаюсь в Петроград за балтийскими матросами. До их прибытия вы должны во что бы то ни стало сдержать натиск казаков. Солдаты, Советская власть на вас надеется!

Эти слова приободрили солдат. По распоряжению Вальдена они стали занимать позиции на Пулковских высотах.

Но Дыбенко понимал, что при первом же натиске неприятеля фронт не устоит. Нужно было немедленно двинуть сюда моряков. Дыбенко поспешил в Петроград. В Смольном встретился с Подвойским. Уже уходя от него, Павел увидел В. И. Ленина. Владимир Ильич подозвал его.

— Ну, что, как дела на фронте? — спокойно спросил Владимир Ильич.

Дыбенко доложил, потом сказал:

— Я еду в морской революционный комитет и сейчас двину матросские отряды, которые должны сегодня же прибыть из Гельсингфорса; в противном случае Керенский может быть в Петрограде.

«Владимир Ильич безмолвным кивком головы одобрил мое предложение», — писал в своих воспоминаниях Дыбенко об этой встрече.

Военно-морской революционный комитет находился в Адмиралтействе в помещении Центрофлота, распущенного 26 октября по решению II съезда Советов. Председатель ВМРК Иван Вахрамеев, выслушав Дыбенко, доложил:

— Под Пулково только что отправились отряды под командованием Сладкова и Ховрина. Еще формируем. Пошлем тысяч десять матросов. Столько же останется в Петрограде.

Вахрамеев подошел к висевшей на стене морской карте, показал, где стоят в данный момент боевые корабли. Добавил, что поставлены здесь они по указанию товарища Ленина.

— Под прицелом находятся подъездные пути к Петрограду по линиям Балтийской, Варшавской, Витебской и Северной дорог.

— Это хорошо, — прикинул Павел. — Если войска Керенского-Краснова попытаются прорваться к городу, то попадут под перекрестный огонь корабельной артиллерии.

Присел к столу, стал беседовать с матросами, находившимися тут же.

Зазвонил телефон. Дыбенко снял трубку. Все заметили, как посуровело его лицо.

— Это Подвойский, — сказал он, кончив разговаривать по телефону. — Сообщил, что юнкера готовят мятеж, как видно, приурочивают его к подходу красновских войск. Тебе, Вахрамеев, приказано держать постоянную связь со Смольным. Часть моряков нужно двинуть к юнкерским училищам — Николаевскому, Владимирскому, Павловскому, а также манежу. Латышские стрелки, отряды красногвардейцев уже приведены в боевую готовность. Действовать решительно. Я сейчас же поведу матросов к Пулкову. Остальных присылайте…

Всю ночь 29 октября отряды моряков отбывали на фронт. С одним из них отправился Дыбенко…

Обстановка под Пулковом и Колпином изменилась. Здесь образовался своеобразный штаб красных войск. Дыбенко встретил знакомых командиров матросских отрядов: как всегда спокойный, деловитый Николай Ховрин; подтянутый мичман Сергей Павлов; двадцатипятилетний офицер-большевик Рудольф Сиверс, у него совсем юношеское лицо, выглядит он подростком. Выли тут и другие. Самый старший — полковник Вальден. Он принял новую власть и честно служил ей. Встретив Дыбенко, полковник повеселел.

— У нас теперь порядок! — бодрым голосом доложил он.

Не было растерянности и на лицах солдат-фронтовиков. Они перемешались с матросами и прибывшими из Петрограда рабочими, подтянулись.

Подкрепления продолжали прибывать. Доставили пушки, отправленные Дыбенко из Гельсингфорса. Противник не наступал, и красные отряды сумели укрепиться. Ночь на 30 октября прошла спокойно. Утром начался артиллерийский обстрел позиций моряков. А через некоторое время показались всадники. С гиканьем и свистом мчались они, обнажив сабли. Казалось, никакая сила не остановит эту лавину, вот-вот ворвутся в окопы.

Прямой наводкой ударили флотские трехдюймовки. Затараторили пулеметы, защелкали винтовочные выстрелы. И дрогнули казаки. Вздыбились, неистово заржали кони. Нарушился строй, лава повернула обратно. Вместе с матросами Дыбенко выскочил из окопа и повел их в наступление…

Отбив две атаки, ободренные успехами, моряки, увлекая за собой солдат, решительно шли вперед. Вот уже и Царское Село. Красновцы беспорядочно отступают. Дыбенко в сопровождении группы матросов направился к Царскосельской радиостанции. Оттуда радировал:

«31 октября, 17 час. 21 минута. Царскосельская радиостанция. Центробалт. Призываю всех товарищей к спокойствию. Час поражения врагов революции близок. Они отступили от Царского Села и преследуются нами. Доблестью товарищей матросов все восхищаются, и стоящие на позициях шлют привет всему Балтийскому флоту. Нарком Дыбенко».

Казаки прислали парламентеров, предлагают начать переговоры о перемирии. «Отказываться не следует», — подумал Дыбенко. Посоветовался с Сиверсом и Павловым. Оба колеблются. «Убьют они наших», — говорит кто-то из них. И все же Павел решает поехать на переговоры. Сиверсу и Павлову дал указание незаметно подтянуть моряков к Гатчине. Взял с собой матроса Трушина. Оба пошли к машине, на которой приехали казаки.

Темная ночь. Дует холодный ветер. Под колесами шуршат жухлые листья. Парламентеров трое — офицер и два казака. Объясняют, что ни Краснов, ни Керенский не знают об их поездке. Машина остановилась перед громадой гатчинского дворца. Едва Дыбенко ступил на землю, перед ним вырос офицер. Это дежурный. Приказывает сдать оружие. Павел отказывается. Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут заговорили казаки.

— Пусть большевики сами растолкуют нам про Советскую власть. — Предложили пройти в казарму.

Дыбенко согласился, но потребовал от офицера-парламентера приставить к Керенскому надежную охрану. Уже на ходу предупредил:

— В случае его побега головой отвечаете.

В казарме под потолком тускло мерцают две лампочки. Казаки — одни лежат на нарах, другие кучками сидят прямо на полу, курят. То тут, то там видны офицеры, юнкера. Духотища страшная. Один из парламентеров, выступая вперед и обращаясь к станичникам, говорит, что прибыли два матроса-большевика, хотят рассказать о новой власти.

— Всыпать бы им по сотне шомполов, тогда узнали бы новую