Кащеева наука - Юлия Рудышина

Прав Кузьма, пора пройтись, поглядеть на сад сказочный, чего киснуть в горенке-то?

Сад встретил меня шелестом листьев, ветром свежим, ароматами спелых яблок, налитых, краснобоких. Отроки школы прогуливались по узким тропинкам между старых деревьев, и видно было, что крестьянских сынов да дочерей среди них нет. И даже не в одеже дело — уже знала я, что в сундуках наших поневы, рубахи да камзолы дивные лежали, черевьи да шушки, туники заморские, — а в том, как держали себя девки да хлопцы. Горделивые да осанистые, поглядывали они друг на дружку пытливо, и взоры колкие были, ледяные.

Та пава, которую я в окошко видала, с видом царским рядом с Иваном не шла, а плыла лебедью белой. Он меня увидал, улыбнулся, поклонился, как боярыне какой, но тут же спутницей своей уведен был куда-то.

А мне и гулять перехотелось.

От домового своего, который успел с местными духами познакомиться, я еще раньше узнала, что один из наставников наших прямиком из Нави явился. Мол, согласился он с юными колдунами и ведьмами знаниями делиться с одним лишь условием: к концу каждой седьмой весны жребий будет брошен, и кому выпадет волчья ягода ядовитая — а она одна будет в холщовом мешочке среди шиповника, — тому и идти со злыднем в Навь.

Зачем — про то лишь ему известно.

Вот потому жаждущих научиться мертвяков воскрешать да с духами разговаривать не больно много было.

Царевич давешний, который все бахвалился умениями своими, пропал куда-то, после прогулки в саду я его ни разу не встречала. Но мы, видать, разным наукам будем обучаться, ему путь-дорожка к витязям и поляницам, боевой магией богатыри ведали, сказывали, у нас тоже волшбе этой уделят внимание, но все ж нечасто это будет. Отчего-то ждала я тех занятий, но признавать не хотела, что из-за Ивана это, не моего он полета птица, нечего и думать о нем.

Когда я подошла к дубовой резной двери, за которой ждал своих учеников Кащей Бессмертный, то увидела, что собралось отроков здесь чуть больше дюжины.

Я обвела тоскливым взглядом девчат в цветастых платьях — они спешили куда-то, держа в руках по охапке трав. Сладко запахло лугом, прогретым жарким солнцем, покосом, бересклетом и мятой, чуть горчила в воздухе полынь…

Я лишь вздохнула — и почему Василиса отправила меня изучать Навь проклятую? Как хорошо было бы спешить вместе с задорными девчонками-травницами к полям и лесам, что раскинулись за заборолом сказочной школы, как хорошо было бы радоваться солнечному дню, а не идти в морок и туман колдовской ночи.

Почему-то я была уверена, что в подклети этой, куда нас отправили, сыро и темно, пыльно дюже. Филины небось по углам сидят, ухают, глазищами хлопают, паутина с балок свисает, ставни закрыты… Хоть бы костей да черепов не было.

Но коль выбралась из Нави, пусть и не без помощи куколки волшебницы, то прямая дорога мне теперь в заклинатели мертвых. Так сказала Василиса Премудрая, а с ней, как я уже поняла, спорить тут не принято. Прозорливая она, сказывают — все знает, что будет, что было, и помогает ей в том яблочко наливное.

Говорят, садится она у окошка, за которым яблони медовыми соками истекают по осени, а по весне — белой пеной плещут, садится… и берет в руки блюдо, пускает по нему яблочко волшебное. Катится яблочко, а на блюде картинки появляются — главное, понять их правильно, разгадать. Потому и Премудрая она, что умеет суть видеть этих картинок. Другие, кто ни глядел, ничего не понимают в том блюде, даже смеялись — мол, врет все ваша Василиса, за нос дурачков водит. А наставница главная лишь бровью соболиной поведет, губки алые подожмет, да и дальше глядит в свое блюдо.

И вот увидела она там, что я стану лучшей ученицей Кащея Бессмертного, что сила моя Навь удержать сможет однажды, если в прорехах между мирами скопится слишком много тьмы. Нельзя, мол, этой тьме хлынуть в Явь, иначе мертвые власть возьмут над живыми, исчезнет тогда людской род, упыри да навии будут править, выжженная пустыня, пепел и тлен, гнилые болота с затхлой, непригодной для питья водой, заснеженные ледники и гиблые буреломные чащи — вот чем станет Явь.

А я бывала в мире мертвых — это страшно. Это жутко. Выжить там человеку без чьей-либо помощи — никак. Пропадешь — либо в болото утянут, либо в бездну моровую, либо сожрет какая-нибудь тварь.

Пока я, задумавшись, стояла у бревенчатой стены, чуть облокотясь на нее, двери отворились с тихим скрипом — мерзким, протяжным, словно бы кто-то когтями по отшлифованной серебряной пластине провел, будто ночные птицы зарыдали в черном лесу. Меня кто-то плечом задел, проходя, но словно бы специально, изо всей силы — и я пошатнулась, нелепо взмахнув руками… Как пить дать, упала бы, если бы не подхватили меня чьи-то сильные руки.

Прикосновение чужих ладоней даже через лен, из которого выткана рубаха, обожгло льдом, и показалось, будто выстыло все внутри.

И запах земли после дождя, запах железной окалины, прогоревших костров и палых мертвых листьев окутал меня туманной дымкой.

Исчезло все — неширокие сени с половичками, где я с другими учениками ждала нового наставника, исчезли окошко и старая яблоня, что шумела под ним листвой. Были только прозрачно-льдистые морозные глаза с узкими змеиными зрачками. Только длинное бледное лицо со стальными спицами волос. Только белоснежный мех на оплечье, украшенном искряными топазами и жемчугом… Я моргнула, и видение заморского рыцаря с прекрасным ликом исчезло.

На меня глядели черные провалы глаз на иссохшем старческом лице с глубокими морщинами.

Закричав, я резко дернулась из рук старца, показавшихся еще холоднее, прожигающих до кости огнем ледяным.

— Пугливые нонче ученицы у меня, — осклабился наставник, поправляя плащ, перекинутый через плечо на северный манер. — Неужто лучше было бы кости переломать — вона какая тонкая уродилась!

И впервые в жизни слова о моей хрупкости прозвучали не с издевкой, а с… восхищением?

Я ощутила, что щеки мои вспыхнули, а краснела я всегда легко, от любого слова становясь пунцовой. На миг стало жаль, что говорит это мне мерзкий старикашка, а не тот бледный красавец со стальными волосами и пронзительным взглядом морских глаз.

Он расхохотался, словно прочитав мои мысли, и сложил руки на груди.

— Вы наш наставник по заклинанию мертвых? — тихо спросила я, все еще недоумевая, что за видения только что были, словно белены объелась, вот и марится всякое.

— Ты, — флегматично поправил Кащей и ухмыльнулся, указательным пальцем проведя по своему подбородку, — я не так уж и стар, ты сюда не больно-то гляди. Просто с морщинами да седыми космами оно посолиднее как-то, да и от девиц надоедливых избавляться легче.

Представив, какая толпа боярынь ходила бы следом за тем пепельноволосым красавцем с гладкой мраморной кожей, я невольно улыбнулась.

Кащей же распахнул передо мной двери пошире, и я шагнула в клубящийся на пороге зеленый туман.

Что я ожидала увидеть там? Широкие лавки и столы с котлами, в которых бурлит ядовитое варево? Паутину на стенах и под потолком? Летучих мышей? Что угодно, но не обласканный лунным светом погост.