Изгоняющий бесов. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

— Есть вредно? — не поверил он. — Обманываешь собаченьку.

В этот момент нам в лицо ударил яркий свет, а по ушам резанула музыка «Незабудки». Прошу прощения, собственно музыкой это назвать сложно, а вот для зомбирования мозга самое оно!

Признаюсь, я слабо разбираюсь в тенденциях современного российского рэпа как безусловного наследника незаконнорожденной помеси чернокожего гарлемовского речитатива и классической постсоветской попсы, но то, что о поэзии там и речи не идёт, готов отстаивать даже в суде.

— Они приехали к нам!

Сквозь грохот музыкальных колонок, разноцветные огни и дикий шум к нам ринулся тощий молодой человек в строгом костюме-тройке. Лицо его было бледным, прилизанные волосы причёсаны на пробор ровно посередине, а в уголках губ запеклись две струйки крови. Вампир, что ли?

— Торжественный ужин будет наполнен свежим мясо-о…

— Заткнись, идиот. — Наша сопровождающая с размаху влепила ему звонкую пощёчину с потягом. Если кто не знает, то это значит, что её ногти пропахали четыре длинные, глубокие линии на щеке не особо умного болтуна.

— О, прошу прощения, Госпожа ночи! — взвизгнул он, падая на колени.

Якутянка сняла одну из алмазных серёг и презрительно бросила её ему под ноги. Парень буквально взвыл от счастья, на четвереньках кинувшись вылизывать голубоватым языком шпильки её сапог. Гесс, покосившись на меня, сделал вид, что его тошнит прямо на паркет.

Понимаю, но что поделаешь, есть вещи, которые лучше не применять к самому себе. Как и не спешить судить, может, у них тут просто такие традиции, почему сразу нет? Нас же не заставляют. По крайней мере, на данный момент. Потом видно будет.

Я аккуратно помог другу распаковаться, сложил его вещи на ближайший стул, и мы пошли за черноволосой чертовкой, попав прямо из чопорного парадного в огромный главный зал из гранита, хрусталя и красного дерева, где одновременно шли похороны и свадьба! Я попробую объяснить.

Зал представлял собой большую квадратную комнату с высотой потолка под шесть-семь метров, узкими, забранными бархатом окнами, более похожими на крепостные бойницы, под ногами паркет из тёмного дуба, чёрного и блестящего, как свежеразлитый мазут, но кое-где прикрытый дорогим ковролином, а стены украшены холстами великих итальянских мастеров. Я бы даже предположил, что это были подлинники.

Тематика картин, впрочем, казалась довольно однообразной — мучения святых апостолов. То есть, если вспомните, это море крови, сломанные кости, пылающие огни, содранная кожа, раскалённое железо, стальные шипы, искажённые от боли, всепрощения и христианской любви лица. Потолок выкрашен в ультрамарин, создавая иллюзию уходящего в вечность пространства.

То есть в массе преобладали тёмные тона. Хотя большущие шестиярусные хрустальные люстры, целых шесть штук, разумеется, спасали положение. В заметно спёртом воздухе курились ароматы жареного мяса, крепкого алкоголя, женского пота и почему-то собачьей или козлиной шерсти. Не знаю, может, мне так показалось. Но точнее стоило бы спросить у Гесса, у него нюх!

В самом зале веселилось и рыдало полным-полно гостей! На первый взгляд не менее двух-трёх сотен! Кого тут только не было — черти, ведьмы, упыри, зомби, вампиры, колдуны, бесы и любая другая нечисть всяческих мастей и конфигураций. Перечисляю, как вижу.

Уроды, жуть, красавцы, калеки, знойные женщины, картавые юноши, зверообразные старухи, кто в гное, соплях, грязи, струпьях, кто нарядно и модно одет, а кто и в последних лохмотьях. Усатые, волосатые, лысые, рогатые, клыкастые, в шерсти, непарнокопытные, на одной ноге, ползающие, расползающиеся — вот абсолютно всякие!

Нечисть всегда разнообразна, считается, что дьявол не любит обычный порядок вещей, предпочитая упорядоченный хаос. Нам кланялись, выражали своё почтение, улыбались, предлагали выпить, присесть за столик, послушать Стаса Пихайлова, даже откровенно заигрывали. Почему?

Я же отлично видел их сквозь любые личины, хотя они, наверное, не особенно и скрывались.

Да, лысина Сократова, они все были абсолютно убеждены, что человек не может их видеть! Даже обычно вежливый Гесс счёл подобную наивность оскорбительной, чисто для профилактики и озарения откусив пару лысых хвостов с кисточками. Кусь вам, и всё!

— Собака дьявола?! — наконец прозрело почтенное общество.

Оплакиваемый родственниками мертвец перевернулся в гробу со спины на бок, вывернув шею, только чтобы посмотреть на профиль моего добермана. Брачующиеся жених и невеста резко оторвались от горла друг друга, чтобы воочию сравнить собственные клыки с клыками моего пса. По любому раскладу это дело было не в их пользу. Остальные просто замерли, как в финальной сцене бессмертной пьесы Гоголя. Я имею в виду «Ревизора».

— Тео и Гесс! — громко объявила Якутянка, сбрасывая роскошную шубу на пол и оставаясь абсолютно голой, кроме высоких ботфорт и алмазов в серебре на белом теле.

С трудом выровняв дыхание, я подумал, что у неё, видимо, самая совершенная из всех женских фигур, которые мне только доводилось видеть как в реальности, так и в мировом искусстве. Да, мы образованный народ, на факультете философии учат всему, а мировая история искусства теснейшим образом связана с культом обнажённого человеческого тела.

Скорее всего, я бы ассоциировал Якутянку с греческой мраморной скульптурой, допустим, той же Афродитой Каллипига. Разве что талия немного более выражена и волосы куда длинней. Надеюсь, дополнительных пояснений не требуется, поскольку у меня на данный момент есть и чуточку более важные задачи по жизни. Не бледнеть, не тошниться, выжить. Как-то так…

— Место почётным гостям!

Люди (бесы) в зале тут же расступились, являя нашим взорам ряд столов, расположенных буквой «Н», причём половина была занята шумной свадьбой, а напротив них скорбели друзья и родственники покойного. Средний стол, так называемая планка в букве «Н», и была предложена нам для переговоров. С одной стороны сели мы с Гессом, а напротив — Якутянка.

— Уверены, что не хотите чего-нибудь выпить? Хорошо, перейдём сразу к делу.

Она щёлкнула пальцем, и вокруг нас образовался непроницаемый щит тишины. Шум, визг, хохот, пьяные песни, тоскливый вой, скрежет зубов, перестук копыт, звон стаканов — всё исчезло. Нас словно бы накрыло хрустальной гибкой чашей, толпы празднующих и скорбящих сомкнулись в единой пирушке, и я понял, что имелось в виду под «тихим разговором в шумном местечке».

Единственное, что беспокоило меня на данный момент, так это этическая (физиологическая!) невозможность спокойно говорить с обнажённой женщиной. Я же не монах, но в последний раз, так сказать, интим у меня был в прошлом году, поэтому… уф…

— Не бойся, мальчик мой, он уже пришёл.

— Кто он? — Волевым усилием мне удалось сконцентрировать взгляд на её глазах. Именно на глазах, честное слово!

— Тот, кто обладает достаточной властью для переговорного процесса. А я и ты — мы всего лишь инструменты.