Загадка о тигрином следе - Антон Кротков

Задание его заключалось в том, чтобы после того, как экспедиция доберётся до приграничных с Индией областей, в одиночку перебраться через границу и обосноваться в Калькутте или в Бомбее, легализоваться там, открыв лавку торговца древними рукописями и книгами. С собой у Лаптева имелся паспорт на имя иранского книготорговца Бехмана Халатбари. Ему была придумана фальшивая автобиография. Среди вещей оставшихся в экспедиционном лагере у Лаптева имелось письмо из Франкфурта-на-Майне от всемирно-известной немецко-еврейской фирмы «Кауфман-ферлаг-антиквариат» с предложением сотрудничества. Эта фирма выражала согласие оказать помощь господину Халатбари в организации торговли по всей Индии. Оказалось, что в своей торбе комиссар вёз сокровище ценою в сотни тысяч долларов, германских марок и британских фунтов. Примерно год назад ЧКа развернуло работу по изъятию древнееврейских книг у частных владельцев, а также из музейных хранилищ и синагог Петербургы и Москва. Для особо важного задания резиденту отобрали самые ценные фолианты и свитки. Список отобранных изданий был разослан чекистами от имени мифического купца во все крупнейшие английские, немецкие и французские фирмы, занимающиеся антиквариатом. Крупнейшим европейским книготорговцам было предложено приобрести то, что их заинтересует. Также фальшивый иранец предлагал свои услуги в качестве представителя этих солидных фирм в Калькутте, Дели, Константинополе, Каире и других крупнейших городах Ближнего Востока.

– Я должен был опутать всю Индию и весь Ближний восток паутиной красной резидентуры, чтобы при приближении передовой будёновской конницы «самый ценный алмаз» сам вывалился из короны британской империи и упал к ногам наших славных конников! Затем бы настала очередь Египта и «Святой земли». Новой битвы при пирамидах бы не понадобилось, ибо подготовленные мною отряды египетских и арабских партизан, получив заранее доставленное оружие, ударили бы в спину собственным буржуям и колонизаторам! Теперь вы понимаете, как мне была нужна лошадь для перевозки книг. А вы мне отказали!

Через какое-то время пленников извлекли из ямы. Под улюлюканья и проклятия сотен вооружённых дикарей их погнали в центр лагеря. Одиссей отметил, что за то время, что они сидели в зейдане, лагерь сильно разросся, видимо прибыло несколько новых отрядов.

В центре бивуачного пространства было устроено что-то наподобие лобного места – небольшая площадка была очищена от камней и мусора. Мускулистый гигант, на лице которого трудно было представить иное выражение, кроме угрюмой тупой жестокости, с руками профессионального костолома приготовил верёвки и небольшие толстые палки. Он брал каждый предмет и проверял его на прочность, проделывая это с устрашающей недвусмысленностью, так что ни у кого не осталось сомнения относительно назначения инструментов. Представление было рассчитано в первую очередь на пленников.

Затем опытный палач выбрал из беснующейся толпы двух помощников. Хотя желающих было хоть отбавляй. Теперь Одиссей понял, почему их не связали снова. Это было сделано в расчёте на пытку, чтобы не стеснять свободы заплечных дел мастера.

Вскоре на месте экзекуции появилось несколько начальственного вида басмачей. Одним из первых шёл человек в лисьей шапке и в голубом халате, надетом поверх английского френча. Один глаз его был закрыт чёрной повязкой. Одиссей был поражён – одноглазый вёл под руку… Насырова, – его спутника по экспедиции! Только теперь простоватый ташкентский уполномоченный был разодет в шёлковый халат, украшенный богатой вышивкой, сафьяновые остроконечные сапоги. На голове его была повязана зелёная шёлковая чалма. Однако, внимательно приглядевшись к этому человеку, Одиссей всё же пришёл к выводу, что этот человек всё-таки не Насыров, хотя и очень похож на него. Что-то в его лице позволяло сразу определить умственную ущербность, возможно, развившуюся вследствие какой-то психической болезни. Одноглазый обращался с этому взрослому мужчине, как к большому избалованному ребёнку. Он ласково объяснил ему, что сейчас они будут смотреть очень интересное представление, после чего повернулся к палачу и, указывая на Одиссея, велел:

– Эй, Резам, начни с этого в очках! Он похож на большевистского комиссара и главаря их банды. Сделай так, чтобы он кричал и плакал, как женщина, только пока не убивай. Мы надеемся на твоё искусство!

Палач поклонился.

– Ты останешься доволен моей работой, уважаемый курбаши.

Но тут Лаптев задиристо выкрикнул:

– Ты ошибаешься, басмаческая морда, это я комиссар и большевик!

Гранит плечом оттеснил Одиссея на задний план.

– С меня начинай!

– Пожалуйста! – благодушно согласился курбаши. – Просьба приговорённого – закон!

Лаптева поставили на колени, связали ему руки за спиной у локтей и на запястьях, после чего трое мускулистых садистов начали выворачивать ему плечевые суставы. В это время в сторонке пожилой воин наливал вино в золочёную чашу, чтобы поднести её внимательно наблюдающему за пыткой курбаши.

Одиссей заставил себя смотреть на муки товарища, хотя хотелось зажмуриться. Зато он открывал для себя совершенно другого комиссара. Лицо Гранита исказилось и побагровело, сделавшись почти неузнаваемым, но он изо всех сил пытался не застонать. Когда же боль, видимо, стала совсем невыносимой, и стон вырвался из его груди, комиссар загорланил песню одесских биндюжников. Между куплетами он ещё пытался агитировать жадно наблюдающих за его истязанием бандитов!

Таким своим поведением комиссар бросил вызов палачам, и те постарались заставить его кричать от боли. Когда это, наконец, произошло, толпа, словно опоенных анашой обезумевших фанатиков, начала бесноваться. Некоторые из головорезов находились в крайнем возбуждении и рвали на себе волосы и одежду. Другие вопили осипшими от сладострастного напряжения голосами:

– Заставь его вопить громче, Резам! Пусть он визжит, как девка в первую брачную ночь! Как закалываемая свинья! Пускай молит нас о пощаде!

Другие же воинственно призывали, рассекая воздух сверкающими клинками:

– Газават! Священная война!

Одиссей видел, что вряд ли подбадриваемые зрителями и вошедшие в раж палачи смогут вовремя остановиться, как велел им их главарь, и дело вполне может кончиться смертью его товарища.

И тут краем глаза Одиссей заметил одинокую чёрную фигуру вдали. Она появилась из-за невысокого холма. Окружающие басмачи, не исключая и одноглазого в лисьей шапке, пришли в странное волнение. И по мере приближения загадочного одиночки оно только усилилось и вскоре переросло в нечто близкое к восторженному экстазу. Несколько сотен суровых бородачей с какой-то рабской, почти женской покорностью и подобострастием ожидали загадочного гостя, словно своего повелителя.

По мере приближения к месту экзекуции вновь прибывший одиночка обрастал свитой особо приближённых. Рядовые воины низко кланялись ему и отпихивали друг друга, чтобы припасть к руке или даже поцеловать полы грязного халата или пыльные сапоги. Так могли встречать лишь того, кого считали не простым смертным, а полубогом. Гул голосов постепенно сливается в два имени. Слух Одиссея выхватил полные священного трепета и восторга слова: