Паренек из Уайтчепела - Евгения Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– … и, если бы кто-то отвлек его на какое-то время... – подхватил ее слова Джек.
– … ты смог бы просмотреть записи пациентов.
Они улыбнулись, довольные тем, как легко понимают друг друга.
– Не хочу наговаривать на доктора Райта, но, боюсь, всей правды он нам не сказал, а предоставить карточку пациента вряд ли захочет. Потребует официальный запрос...
Аманда согласно кивнула, и глаза ее загорелись лукавством.
– Я отвлеку его, Джек. Сделаю вид, что нуждаюсь в немедленной консультации, и отвлеку так надолго, как только смогу. Дай мне не больше пяти минут, а потом иди следом...
С этими словами Аманда, подхватив длинную юбку, сошла на тротуар и направилась к кабинету доктора Райта. Звякнул дверной колокольчик, и девушка скрылась за дверью... Джек, прождав нужное время и посчитав, что дорога свободна, тоже выбрался из кареты, подошел к нужной двери и, стараясь минимизировать звон колокольчика, приоткрыл дверь на дюйм... еще на дюйм... Скользнул в приоткрытую дверь. В приемной никого не было... Из кабинета доктора раздавались едва слышные голоса.
Джек, не теряя ни минуты, приоткрыл дверь позади регистрационной стойки и скользнул в нее, полагая, что именно там хранятся папки с делами всех пациентов доктора Райта. И он не ошибся: полки, с аккуратно расставленными по алфавиту папками, занимали всю правую стену маленькой комнатки.
Джек углубился в поиски дела мистера Стрикленда...
Аманда сидела перед доктором Райтом и едва ли играла, изображая нервозность и беспокойство.
– Итак, миссис Уорд, что именно вас беспокоит? – осведомился мужчина, наблюдая, как она мнет пальцами тонкий батист кружевного платка. – Вы можете говорить не таясь, наш разговор останется в этих стенах. Я обещаю!
Она молча кивнула. Простая необходимость отвлечь доктора разговором о мнимой проблеме как-то враз уступила место чему-то более важному...
– Я почти не сплю в последнее время, – призналась она. – Закрываю глаза, но сна как не было, так и нет... Бывает, я лежу до утра, глядя на тени на потолке, наблюдая, как они наползают и исчезают, и мысли – они мучительнее всего – не дают мне покоя, снова и снова молоточком стучась под черепною коробкой. Я боюсь наступления ночи... – выдохнула она. – Я боюсь этого времени в темноте наедине с собственными мыслями, доктор... А потому в последнее время... я стала принимать лауданум... Он дарит покой, сон и отдых моему телу.
– Но ваш разум в огне, как и прежде, – присовокупил доктор Райт, и девушка молча кивнула. – Расскажите, что за мысли не дают вам покоя. О чем вы думаете, когда лежите без сна, наблюдая за игрою теней на стенах вашей комнаты?
Аманда стиснула многострадальный платок.
– Я думаю... я... – Разве могла она сказать это вслух?! – Я... – Язык казался неповоротливым и тяжелым, словно оплавленный в тигеле брусок бронзы.
– Я понимаю... – Доктор Райт поднялся со стула, вышел из-за стола и подошел к ней. – Если долго держать что-то в себе, оно вплавляется в нашу кожу, гортань, бежит ядом по венам и отравляет все тело. Единственный способ исцелить собственный разум – вырвать «занозу»...
– Но как?
– Вы должны говорить.
– Я не могу, – выдохнула Аманда, и это было истинной правдой.
– Я могу вам помочь... но для этого вы должны захотеть говорить...
Она не хотела, нет, говорить о таком она могла только с собой, да и то мысленно, в своей голове... Как довериться чужаку?! Этому доктору... Но она обещала дать Джеку время...
– Я хочу, – через силу прошептала Аманда.
Доктор Райт улыбнулся.
– Вы приняли правильное решение, миссис Уорд. – Он подал ей руку и подвел Аманду к дивану. – Присядьте, – попросил он, – здесь вам будет много удобней. – Потом достал из кармашка золотые часы на длинной цепочке и произнес: – Просто расслабьтесь и следите за движением маятника.
Аманда засомневалась было, стоило ли соглашаться (беспокойство кольнуло в самое сердце), но часы мерно раскачивались из стороны в сторону, доктор Райт умиротворяюще говорил:
– Просто расслабьтесь, миссис Уорд, позвольте колыханию маятника унести вас из этой скучной, опостылой реальности в тот момент, когда вы были по-настоящему счастливы. Успокойте дыхание, утишьте биение пульса – выдохните все то, что делает вас несчастной и вспоминайте...
И Аманда вдруг ощутила, как раздвинулись стены полутемного кабинета, как его неподвижный, казалось бы, воздух заколебался от веяния нежного ветерка... Как пахнуло ароматом сирени. Как... улыбка изогнула ей губы.
– Что вы видите? – спросил голос доктора Райта.
Аманда, стоявшая на дорожке Гайд-парка в темно-зеленой, прекрасно пошитой для нее амазонке, отозвалась с улыбкой:
– Это Гайд-парк, мы возле озера Серпентайн.
– Мы? Кто рядом с вами, Аманда?
– Мама и кузен Мейбери. – Стоило ей произнести это имя, как улыбка на ее лице сменилась гримасой явного отвращения.
– Почему вы вдруг огорчились? – спросил все тот же вкрадчивый голос. – Разве не это одно из ваших счастливых воспоминаний? Расскажите мне, что сейчас происходит.
Аманда вздохнула:
– Кузен подарил мне цветы, а мама пеняет ему за излишнюю сентиментальность. Говорит, он балует меня...
– А что делаете вы?
– Я улыбаюсь ему. Мне приятно внимание молодого мужчины... К тому же я вижу, что Мейбери мной очарован. Он так и сказал вчера на балу: «Вы красивее всех в этом зале, Аманда. Вы ранили меня в самое сердце!».
– Полагаю, такое признание сделало вас счастливой... Почему же вы вдруг огорчились, припомнив этот приятный момент?
– Потому... потому что я была слишком глупа... кокетлива и наивна, чтобы понять все последствия своих действий. – Аманда издала звук, похожий на всхлип и схватилась за горло. – Я сама спровоцировала беду... – прохрипела она. – Погубила всех этих девушек... и сестру Джека... Я боюсь, что однажды он обвинит меня в этом... заставит ответить за монстра, что я породила, сама не ведая этого...
– Миссис Уорд, успокойтесь, – тихий голос как будто коснулся ее, – подумайте лучше о том, изменилось бы что-то, веди вы себя совершенно иначе? Будь вы холодной и неприступной, стал бы Мейбери делать то, что случилось?
Аманда задумалась на мгновение.
– Я не знаю, – призналась она. – Отец говорил, южное солнце Ямайки лишило Мейбери разума. Я же... не ведаю, что сподвигло его... – И с надрывом: – И все же я не