Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

– Моя фамилия Ленин, – сказал им ВИ.

Но они не обратили на это внимания. Не понимая, что происходит и с кем мы имеем дело – формы у милиции тогда еще не было, – я бросилась к одному из остановивших нас, который продолжал держать дуло револьвера у виска ВИ. Это был высокий блондин в короткой теплой куртке, с серой меховой папахой на голове, с очень спокойным и невозмутимым лицом.

– Что вы делаете, – сказала я ему, – ведь это же товарищ Ленин! Вы-то кто? Покажите ваши мандаты.

– Уголовным никаких мандатов не надо, – спокойно ответил он мне с усмешкой.

Бандиты вскочили в автомобиль, направили на нас револьверы (особенно энергично действовал один из них, черный, с довольно-таки разбойничьей физиономией) и пустились во весь опор по направлению к Сокольникам. Надо отдать им справедливость, что вся эта операция была проделана так артистически ловко и необыкновенно быстро, что даже не обратила на себя внимания прохожих. Думаю, что бандиты поняли, что перед ними Ленин, потому что на лице одного из них было заметно какое-то замешательство, когда он посмотрел пропуск ВИ. Они почувствовали, вероятно, что попали в серьезную историю и что вся Москва (как и произошло на самом деле) будет поставлена на ноги для их поимки. Но рассуждать было уже поздно, и они, повторяю, во весь опор пустились наутек. А мы остались на дороге, не сразу придя в себя от неожиданности и от быстроты, с которой вся эта история произошла, а потом громко расхохотались, увидав, что товарищ Чебанов стоит с бидоном молока (мы везли молоко Надежде Константиновне)… Товарищ Гиль заявил, что он не решился стрелять, так как это привело бы лишь к выстрелам со стороны бандитов, и в этом он был, конечно, прав. Не мог стрелять и товарищ Чебанов, видя, что на ВИ наведены револьверы.

Но что же делать? Мы были на дороге около железнодорожного моста. Кто-то из прохожих указал нам, где помещается Сокольнический Совет, и мы отправились туда… Вызвали машину для себя, сообщили о происшедшем в ВЧК и, кажется, лично Дзержинскому. Пришел и председатель Совета или его заместитель. Покачивая головой, ВИ сказал ему, что это, мол, уже ни на что не похоже, что у самого Совета грабят на улице людей и спросил, часто ли это у них случается. Председатель ответил, что случается довольно часто, что они борются с бандитизмом, насколько могут, но это мало помогает… Тем временем подошла машина, и скоро мы катили уже по направлению к лесной школе на елку. К елке мы, правда, опоздали, но на вечере ребят все же присутствовали, хотя настроение у нас (у меня особенно) было для этого не особенно подходящее.

Между тем в ВЧК и уголовном розыске происшествие это вызвало переполох, все было поставлено на ноги, и в тот же вечер автомобиль наш был найден в противоположной части города – на набережной около Крымского моста. Благодаря обилию снега на улицах он застрял там в сугробе, бандиты разбежались, а около автомобиля, как рассказывал товарищ Гиль, поехавший на розыски его, лежали убитые милиционер и красноармеец. Как выяснилось потом, в Москве были в этот вечер убиты бандитами 22 постовых милиционера.

Бандиты, совершившие налет на автомобиль ВИ, были арестованы (часть из них была расстреляна при вооруженном сопротивлении) лишь через довольно продолжительное время. Это оказались матерые бандиты, мастера своего дела, имевшие за собой “богатое” прошлое по части грабежей и убийств. На следствии выяснилось, что главарь этой шайки Яков Кошельков писал своей невесте (сохраняем орфографию письма): “За мной охотятся, как за зверем, не какого не пощадят. Что же они хотят от меня? Я дал жизнь Ленину”»1635. А ведь и вправду дал.

Этот опыт из жизни Ленин впоследствии вспоминал, говоря о Брестском мире, который был для него своего рода сделкой с бандитом, приставившим пистолет ко лбу. И, оправдывая возможность компромиссов с миром капитала в статье «О компромиссах», он напишет: «Допустим на автомобиль, в котором вы едете, нападают вооруженные бандиты. Допустим, вы, когда вам приставили револьвер к виску, отдаете бандитам автомобиль, деньги, ваш револьвер, и бандиты пускают в ход этот автомобиль и т. д. для совершения дальнейших грабежей. Налицо, несомненно, ваш компромисс с разбойниками… Спрашивается, назовете вы человека, который заключил такое соглашение с разбойниками, участником бандитизма?.. Нет, не назовете»1636.

Через два дня после опасного приключения Ленина в Сокольниках в Версале открылась мирная конференция, на которой, с точки зрения главы Советского государства, империалистические бандиты делили мир.

– Я не знаю, страшнее ли дьявол, чем современный империализм1637, – сомневался Ленин.

В Париже собрались представители 27 государств, которые реально воевали или присоединились к победителям в самом конце войны. «Председательствовал Клемансо, строгий, суровый, белый, как лунь, в маленькой черной шапочке. Против него маршал Фош, всегда очень официальный, сдержанный, в сиянии славы и в то же время любезный. По правую и левую руку от них в роскошных креслах заседали представители держав-победительниц. Вокруг – гобелены, зеркала, позолота, яркие огни»1638. Не были представлены ни Советская Россия, ни Германия. Все главные решения принимались Советом десяти, а потом его наследником – Советом четырех: Клемансо, Ллойд Джорджем, Вильсоном и премьер-министром Италии Орландо: другие государства были допущены только в роли клиентов и просителей. «Одного этого было достаточно, чтобы сложилось впечатление диктата»1639. Ленин возмущался и злорадствовал:

– Это – звери, которые награбили добычу со всего мира и теперь не могут помириться. Эти четыре человека замкнулись в группе четырех, чтобы, боже упаси, не посыпались толки, – все они великие демократы… Они сами роют себе могилу, а там у них уже есть люди, которые их в эту могилу опустят и хорошенько закопают.

Ленин имел в виду коммунистов. Он заблуждался по поводу их возможностей, как и беззащитности великих держав от красной волны. И Ленин не был информирован, что четверки уже не было: с 20 марта по 19 апреля Ллойд Джордж, Клемансо и Вильсон заседали только втроем, причем разговор шел без переводчиков на английском. Именно в этом формате и были приняты основные решения.

В проекте резолюции VIII партконференции, проходившей в декабре 1919 года, Ленин нудно перечислит с добрый десяток мирных инициатив, с которыми большевики обращались к западным правительствам в дни работы Версальской конференции. Москва предлагала «всем державам Антанты, Англии, Франции, Соединенным Штатам Америки, Италии, Японии, всем вместе и порознь, начать немедленно переговоры о мире» и поручала СНК и ВЦИК проводить политику в этом направлении1640. Мирные инициативы правительства большевиков никого на Западе не заинтересовали. Тем не менее вопрос о будущем России был одним из центральных на конференции. Хотя и обсуждался почти исключительно в кулуарах. Вот как описывал расклад сил Ллойд Джордж. Решительно настроенный Черчилль, чья герцогская кровь не могла примириться с уничтожением царской семьи, убеждал в необходимости войны с большевиками силами английских и французских армий при поддержке и участии поляков, чехов, финнов и белогвардейцев. Лорда Керзона занимала более узкая цель. Побывав на Кавказе, он выступал самым решительным сторонником британской оккупации этого региона, чтобы спасти свободолюбивых горцев от деспотии Ленина и Троцкого. Еще более воинственно были настроены маршал Фош и его окружение, поддержавшие план Савинкова – организовать интервенцию польских войск генерала Галлера, выводимых из Франции, как прелюдию последующего полномасштабного вторжения в Россию западных союзных сил. «…Я лично готов был рассматривать Советы как фактическое правительство России. Президент Вильсон был того же мнения. Мы оба, однако, учитывали, что наши коллеги на конференции не пойдут так далеко и что общественное мнение наших стран, напуганное насилием большевиков и угрозой дальнейшего распространения большевизма, тоже не поддержит нас»1641. В результате Вильсон и Ллойд Джордж действительно отвергли как наиболее воинственные проекты, так и протянутую руку Москвы.