Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей

– Я был слеп, – тихо сказал Кака-джи. – Слеп и глуп. Я обязан был понимать, что такое может случиться, и не подпускать вас друг к другу. Мне искренне жаль, сын мой. Но Анджули сделала правильный выбор – правильный для вас обоих, поскольку, согласись она бежать с вами, вы бы оба погибли. Ее брат Нанду не из тех, кто прощает оскорбления, он преследовал бы вас до самой вашей смерти, при содействии раны, а потому так оно и лучше. Со временем вы оба забудете. Забудете, ведь вы еще молоды.

– Так значит, вы забыли ее мать? – резко спросил Аш.

У Кака-джи перехватило дыхание, и пальцы его на мгновение впились Ашу в плечо.

– Откуда вы зна…

Он осекся на полуслове.

Потом старик бессильно уронил руку, тяжело вздохнул и устремил немигающий взгляд поверх плеча Аша, в густую тень, словно он видел там чье-то лицо, и собственное его лицо смягчилось.

– Нет, я не забыл, – медленно проговорил Кака-джи. – Но тогда я… я был уже не молод. Я был зрелым мужчиной, когда… Неважно! Я оставил всякие мысли об этом. У меня не было выбора. Возможно, если бы я заговорил раньше, все сложилось бы иначе, ибо нас с ее отцом связывала дружба. Но она была моложе моих собственных дочерей, и я, знавший ее с пеленок, продолжал считать ее ребенком, слишком юным для брака, подобным бутону луноцвета, который увянет, не раскрывшись, коли сорвать его до срока. Поэтому я ничего не говорил и ждал, когда она станет женщиной, не понимая, что она уже стала ею. А потом мой брат, прослышав об ее красоте, изыскал способ увидеть ее – и полюбил, а она полюбила его…

Кака-джи немного помолчал, а затем снова глубоко вздохнул и продолжил:

– После их свадьбы я покинул княжество – мои собственные дочери все уже вышли замуж – и отправился в паломничество к святым местам в поисках просветления и забвения, так и не найденного. А когда я наконец вернулся, то узнал, что она давно умерла, причем от горя, оставив маленькую дочь, для которой я ничего не мог сделать. Во дворце всем заправляла новая рани, дурная женщина, которая незаконно захватила место прежней рани и, пленив сердце моего брата и родив ему сыновей, приобрела огромное влияние на него, тогда как я, некогда состоявший с ним в близких отношениях, по собственной своей глупости стал чужаком, не имеющим веса. Убедившись в своей неспособности чем-то помочь ее дочери Анджули, я удалился в свое поместье и редко появлялся при дворе. И хотя меня настойчиво уговаривали, я так и не женился вторично, потому что… потому что не мог забыть ее. Теперь я стар, но по-прежнему не могу забыть.

– И вы говорите мне, что я забуду, – горько сказал Аш.

– О, но ведь вы, сын мой, молоды, и впереди у вас целая жизнь. Вам будет легче забыть.

– А как насчет нее? Как насчет Анджули? Ей тоже будет легче?

Кака-джи отмахнулся от вопроса беспомощным жестом маленьких рук, и Аш яростно проговорил:

– Вы знаете, что нет! Рао-сахиб, послушайте меня: минуту назад вы сказали, что из-за Джану-рани ничем не могли помочь Анджули, когда она была малым ребенком. Но сейчас никто не в силах помешать вам помочь ей, а вы достаточно хорошо узнали гнусное существо, называющее себя раной Бхитхора, чтобы понять, что он собой представляет и сколь мало значат для него честь и слово чести. После всего случившегося никто не сможет обвинить вас, если вы решите расторгнуть брачный договор и увезти обеих ваших племянниц обратно в Каридкот.

– Но… но это невозможно, – задыхаясь, пролепетал Кака-джи, охваченный ужасом. – Это было бы чистым безумием. Нет-нет, на такое я не могу пойти!

– Но почему? – горячо спросил Аш. – Кто может помешать вам? Рао-сахиб, я умоляю вас – не только ради Анджули, но и ради Шушилы. Никто не станет винить вас. Вам нужно лишь…

– Нет! – громко воскликнул Кака-джи. – Уже слишком поздно. Вы не понимаете. Вы не знаете Нанду.

– Он не может быть хуже раны.

– Вы так думаете? Но повторю: вы его не знаете. Вернись мы сейчас, доставив обратно его сестер, не выданных замуж и без приданого, потеряв все уже выплаченные деньги и выставив себя на посмешище перед всей Индией, страшная месть Нанду падет на всех нас. Моя жизнь мало значит, но нужно подумать о других: о Мулрадже, Малдео Райе, Сурадже Раме и Багване Сингхе, а также о многих других. Даже об Анпоре-Баи…

– Он не посмеет убить их, – раздраженно перебил его Аш. – Британский резидент…

– Ба! – Пренебрежительное восклицание Кака-джи заставило его умолкнуть. – Вы, сахиб-логи, имеете преувеличенное представление о возможностях вашего раджи. Разве я сказал, что состоится публичная казнь? В ней не будет необходимости. Есть другие способы расправы – много способов. И даже если мы не умрем, мы и наши семьи лишимся всего, что имели, вплоть до крыши над головой, а что касается моих племянниц… разве кто-нибудь пожелает жениться на них, когда они станут предметом сплетен и насмешек после всего случившегося? Говорю вам, для них обеих брат Нанду станет более жестоким тюремщиком, чем даже рана Бхитхора, и в конце концов они пожалеют, что не остались здесь. Если вы мне не верите, спросите Мулраджа, спросите Малдео Райя. Каждый из них подтвердит мои слова. Нет, сахиб, вы предлагаете невозможное. Нам надо постараться прийти к более или менее приемлемому для нас соглашению с раной. И больше мы ничего не в силах сделать.

– Даже если это значит позволить Анджули пожертвовать собой ради дочери дурной женщины – вы сами так выразились, Рао-сахиб, – которая заняла место ее матери и отравила ей детство? – ожесточенно спросил Аш.

– Она сама сделала такой выбор, сын мой, – напомнил Кака-джи, не обидевшись. – И если вы думаете, что я, который приходится ей всего лишь дядей, сумею отговорить ее от принятого решения в той ситуации, где вы, который ее любит и пользуется взаимностью, оказались бессильны, значит, вы знаете Анджули не так хорошо, как я.

Губы у Аша искривились, и спустя мгновение он тихо проговорил:

– Я знаю ее, знаю лучше, чем… любого другого человека на свете. Лучше, чем даже себя самого…

– Тогда вы понимаете, что я прав.

Аш не ответил, но выражение его лица было красноречивее любых слов. Прочитав его мысли, Кака-джи мягко промолвил:

– Мне очень жаль, сын мой, жаль вас обоих. Но у меня нет выбора, а она свой выбор сделала и не отступится от него, что бы ни говорили вы или я. Единственное, что мы можем для нее сделать сейчас, – это позаботиться о том, чтобы она осталась здесь в качестве жены, а не одной из служанок своей сестры; хотя, видят боги, этого мало, когда оба мы принесли Анджули столько горя: вы – похитив ее сердце и тем самым сделав будущее еще печальнее и безотраднее для нее, а я – по своей глупости и недальновидности позволив вам общаться с ней наедине во время конных прогулок и ни на миг не задумавшись о возможных последствиях. Мне нет прощения.

Старик говорил с такой болью в голосе, что в любое другое время Аш проникся бы к нему состраданием. Но сейчас он был вымотан до предела. Гнев иссяк, и внезапно на него накатила такая усталость, что он едва держался на ногах. Аш не мог даже мыслить ясно. Понимая, что Кака-джи прав и оба они действительно оказали Анджули плохую услугу, он сознавал лишь одно: он предпринял последнюю отчаянную попытку – и проиграл. На сегодня с него довольно, он не в силах больше терпеть такую муку. Возможно, завтра… Завтра будет новый день. Но день без Джули… Джули потеряна для него на веки вечные. На веки вечные… Аминь.