Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса - Филиппа Грегори

В тот вечер, когда молодые придворные собрались в моих покоях, чтобы потанцевать и пофлиртовать с моими фрейлинами, примерно за час до обеда ко мне зашел Генрих, и меня встревожило его мрачное и как-то сразу посеревшее лицо.

— Ты получил дурные вести? — спросила я, и он, оглянувшись на придворных, которые уже принялись строиться, чтобы проследовать за нами в обеденный зал, бросил на меня исполненный ненависти взгляд и прошипел:

— Ты ведь и сама прекрасно знаешь, в чем дело, не так ли? Ты же все время об этом знала!

Я с недоумением покачала головой.

— Клянусь, я совершенно ничего не знаю. Я, правда, заметила, что к тебе весь день бегают с докладами какие-то люди, а теперь меня прямо-таки тревожит твой усталый вид. Честное слово, Генрих, ты выглядишь совершенно больным!

Он больно стиснул мое запястье и раздраженно бросил:

— Ну, одного из кузенов ты теперь лишилась!

Естественно, я тут же подумала о Тедди, заключенном в Тауэре, и воскликнула:

— Мой кузен умер?

— Я имею в виду Эдмунда де ла Поля, — четко произнес Генрих, точно выплевывая мне в лицо каждое слово. — Очередного фальшивого Йорка. Сына твоей тетки Элизабет. Того самого, которому я, по ее клятвенным заверениям, мог полностью доверять!

— Эдмунд умер? — прошептала я.

— Сбежал, — кратко поправил меня Генрих. — Ты знала об этом?

— Нет, конечно же, нет!

Придворные были готовы следовать за нами, и Генрих оглянулся на них через плечо с таким видом, словно опасался тех, кто стоял у него за спиной.

— Меня тошнит от всего этого! — тихо сказал он. — Меня просто наизнанку выворачивает!

Однако же он проследовал в обеденный зал и, как всегда, сел во главе стола. Ему подавали самые лучшие кушанья, какие только можно было приготовить на королевской кухне, но я заметила, что с каждого блюда он берет совсем понемножку и ничего толком не пробует. Видно, жаркое утратило для него свой вкус и аромат, а марципан — свою сладость. Он то и дело посматривал на сидевшую чуть дальше, за столом моих фрейлин, леди Кэтрин, и она каждый раз поднимала глаза и одаривала его мимолетной, очаровательной и весьма многообещающей улыбкой. Однако Генрих сейчас смотрел на нее отнюдь не взором страстно влюбленного мужчины; он смотрел на нее как на некую загадку, разгадать которую он не в силах, и она, поняв это, нервно сглотнула, опустила глаза, и соблазнительная улыбка умерла у нее на устах.

После обеда Генрих вместе с матерью удалился к себе, послал слугу за сладким вином, печеньем и сыром, и они, похоже, проговорили до поздней ночи. Во всяком случае, было далеко за полночь, когда он наконец вошел в мою спальню, рухнул в кресло перед камином и уставился на тлеющие головни.

— В чем дело? — спросила я. Я уже успела уснуть, но, несмотря на это, полусонная соскользнула с постели и тоже села рядом с ним в кресло. — Что случилось, дорогой?

Он каким-то замедленным движением низко опустил голову и наконец закрыл руками лицо.

— Снова этот мальчишка! — еле расслышала я его приглушенный голос. — Проклятый мальчишка!

По головням в камине время от времени, тихо мерцая, пробегали язычки пламени, освещая мою небольшую спальню.

— Опять он? — осторожно спросила я.

— Мне удалось окружить его людьми, которые наверняка должны были привести его в ловушку, — признался Генрих, по-прежнему не поднимая головы и не отнимая рук от лица. — Я был уверен, что он начнет строить заговор с целью освобождения, и уж тогда-то я поймаю его на месте преступления.

— Чтобы убить, — ровным голосом предположила я.

— Чтобы казнить за предательство, — поправил он меня. — За то, что он нарушил данное мне слово. Ведь, сдаваясь мне, он обещал не плести против меня никаких интриг. В моем распоряжении имелось несколько отъявленных мерзавцев, которые согласились пойти к нему и клятвенно пообещать, что сумеют освободить его и помогут ему бежать. Разумеется, он согласился. Затем я велел им пойти ко второму мальчишке, Уорику…

Я прижала пальцы к губам, но не сумела сдержаться и в страхе воскликнула:

— Нет, только не Тедди!

— И Уорик тоже согласился бежать. Спровоцировать их было совершенно необходимо, причем прямо сейчас. В итоге эти два молодых дурака проковыряли в стене между своими комнатами дыру и стали через нее шептаться.

— Значит, они общались друг с другом? Тедди разговаривал с «этим мальчишкой»? — Меня вдруг залила волна нежности при мысли о том, что эти юноши шепотом поверяли друг другу свои помыслы и надежды. — Они имели возможность беседовать?

— Мало того, через своих людей я послал им план побега! И этот мальчишка его одобрил. Впрочем, и Уорик тоже, когда ему этот план как следует разъяснили. Это был план того, как они могли бы собрать армию, захватить Англию, убить меня…

— Но они, должно быть, понимали, что это совершенно безнадежная затея?

— Да, этот мальчишка, пожалуй, понимал, но он так отчаянно рвался на свободу. И потом, в конце концов — совершенно неожиданно для него — эта затея оказалось вовсе не такой уж безнадежной. — Генрих умолк, словно поперхнувшись этими словами; казалось, его сейчас вырвет и он никак не может справиться с приступом тошноты. — Понимаешь, Элизабет, я сам устроил против них маленький заговор: полдюжины конспираторов, шифрованная книга, послание герцогине, планы восстания… Подобных улик было бы более чем достаточно, чтобы отправить обоих на виселицу. Я все очень четко спланировал, все держал под контролем, а затем… — Он снова умолк, словно был не в силах продолжать.

Я встала, ласково положила руку на его поникшее плечо, но это было все равно что касаться спинки стула: он прямо-таки одеревенел от страха.

— Что затем? Что случилось затем, дорогой мой?

— У них возникла целая толпа последователей! И это были совсем другие люди, не те, которых я к ним подослал! Хотя эти, другие, тоже вроде бы должны были хранить мне, их королю, верность. Оба мальчишки стали получать послания со всех концов страны от людей, готовых рискнуть всем своим богатством и даже своей жизнью, лишь бы вытащить Эдварда Уорика из Тауэра. Они готовы были даже семьи свои подвергнуть смертельному риску, поставить на кон все свое благополучие, лишь бы удалось выпустить на свободу этого мальчишку-самозванца! В стране зреет новое восстание — и это после всего, через что мы уже прошли! Причем я даже представить себе не могу, какое количество людей на этот раз в нем будет участвовать! Я понятия не имею, сколько вокруг меня утративших веру предателей! Итак, эта каша заваривается снова. Англия желает видеть на троне этого мальчишку. Им нужен только он, а меня они готовы тотчас же свергнуть!

— Нет! — воскликнула я, не в силах поверить тому, что слышу. А Генрих, с раздражением сбросив с плеча мою руку, вскочил и заорал, охваченный внезапным приступом ярости: