Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

— Пойдем, тятя. Мимо ворот не пройдет.

— Подождем. Пусть при тебе тут же повинится. Иначе не пущу домой.

— А может, он вовсе не придет?

— Не придет? — В голосе Семена прозвучал испуг. — Никуда он не денется.

…— Если ты будешь работать в ревкоме, отец пальцем тебя не посмеет тронуть, — сказал комиссар, взяв Алешу под локоть.

— Пусть только попробует! Я его не боюсь.

Семенчик проводил Алешу до самой пристани, где жила его тетя.

И на следующий вечер молодежь опять допоздна водила хоровод. Семенчик грустил: не пришла та, которую он понапрасну ждал уже второй вечер. Ах, вот, кажется, она!..

Но Настя, видно, и не думала подходить к кругу. Нагнув голову, быстро прошла сторонкой.

Семенчик незаметно отделился от круга и побежал за Настей. Девушка не оглядывалась.

«Нужно догнать и поговорить, — думал Семенчик. — Ведь завтра уеду, и неизвестно, когда вернусь».

Настя оглянулась и неожиданно замедлила шаг.

Семенчик догнал ее и, даже не поздоровавшись, спросил:

— Настя, почему не приходишь на гулянку?

Настя не ответила. Шла, будто Семенчика не было рядом.

— Я ждал тебя все время, а тебя нет и нет. А завтра я уже уезжаю.

— Завтра?.. — вырвалось у Насти. В голосе ее было не то удивление, не то испуг. Она подняла глаза. Под ее взглядом Семенчик смутился и покраснел.

— Завтра.

— Надолго?

— Не знаю даже…

Семенчик увидел, что она улыбается. Но улыбка эта была какая-то другая — она не ласкала и не радовала. У Семенчика вдруг пропало желание идти рядом с девушкой. Но это только на мгновение…

— Моих родителей… ограбил. Теперь поедешь других грабить? — сказала, как пощечину дала.

— Это не я — революция отобрала у купца Шарапова имущество, которое он награбил. Он!.. — Семенчик подумал, что Настя, пожалуй, обидится за эти слова. «А сама что сейчас сказала?»

— Мой отец никого не грабил! Он разбогател своим трудом!

— Своим трудом? А почему же не разбогатели своим трудом его батраки? Их у него полдеревни. А обсчитывал, обмеривал он всю деревню. Продавал товары втридорога! Это не грабеж?

— Кому дорого, пусть бы не покупали. — Настя ускорила шаги.

— Настя, у тебя нет молозей, а у меня их полно. И не на одну я не дам наступать. Даже тебе, — добавил Семенчик после паузы.

Последние слова были произнесены таким тоном, что Настя опять подняла глаза и замедлила шаги. Некоторое время они молчали.

Ты на меня очень злишься? — спросил Семенчик.

— Очень.

— Наверно, задушила бы своими руками? Или нет? — Семенчик остановил ее. — Говори напрямик.

Серо-голубые глаза шараповской дочки показались Семенчику такими большими, что в них отразились луна и звезды. Они, не мигая, смотрели на него.

— Нет, — сказала она одними губами. И шепотом повторила — Нет.

Семенчик проводил девушку до самого дома. Шли они молча. Уже у самых ворот Настя как-то внимательно посмотрела на Семенчика и, не попрощавшись, юркнула за калитку.

Всю ночь Семенчик не спал, думал о Насте. Она стояла у наго перед глазами, гордая, красивая и недоступная. У Семенчика еще не было девушки, и он не знал, как с ними держаться.

Если вы, читатель, молоды, поймете юного комиссара, а если ваша молодость уже прошла, вспомните, как легко и трепетно рождается первое чувство, поэтому не будем судить строго нашего героя, влюбившегося в купеческую дочь. А ведь завтра ему уезжать на большие дела, которые он будет совершать именем Революции. Настя и ее родители не только не приемлют революцию, а готовы утопить всех, кто воюет за новую жизнь. Ох, как она на него смотрела!

Майя слышала, что Семенчик ворочается с боку на бок, не спит.

— Ты чего, сынок, не спишь?

— Душно вроде, — ответил он.

Майя встала и приоткрыла дверь.

— Тебе надо выспаться, не то завтра весь день будешь недомогать.

Сама она попробовала задремать, но, почувствовав неладное, набросила на плечи платок, подошла к Семенчику и села у изголовья:

— Тебя что-то тревожит? Не скрывай. От матерей грешно скрывать правду. Ты нездоров? Или случилось что?

— Да нет, мама. Просто не спится почему-то.

— Может, неприятные новости?

— Наоборот, новости одни приятные. Жизнь хорошая начинается.

— Я боюсь, сынок, как бы власть опять не переменилась. Если что-нибудь услышишь, не скрывай от меня.

— Что ты, мама, конечно, не буду скрывать. — Семенчик ласково обнял ее.

— Не дожил твой отец до светлых дней. Увидел бы, как ты вырос…

— А может, он жив, — попробовал он ее утешить.

— Был бы жив, нашел нас. Я еще надеялась: вернется… А сколько лет прошло. — Майя тяжело вздохнула. — Теперь уж ясно, нет человека.

— Мама, я тебе не рассказывал, что побывал в Намском улусе? Жил у Толлора.

Майя выплеснула руками:

— Так что же ты молчишь? Как там Николай? Жив, здоров?

— Все живы, здоровы. Отца нашего вспоминают. Толлор рассказал мне, как сожгли дом, который от головы Яковлева перешел к нам.

— Нашли о чем вспоминать, — печально сказала Майя. — Жена Яковлева не померла?

— Говорят, жива. Сын ее в колчаковской милиции служил.

— Торговлю этот негодяй бросил?

— Не знаю. Я его видел в Кильдемцах, у купца Иннокентия.

— Разговаривали?

— Что ты! Узнай он, что я сын Федора Владимирова, конец бы мне. Я ночью убежал… — И неожиданно, без всякого перехода, Семенчик спросил: — Мама, Настя шараповская тебе нравится?

— Настя? — насторожилась Майя. — Я ее мало знаю. Когда мы жили у купца, почти не видела ее. Она не дома воспитывалась. В Иркутске… У родственников. А что?

— Я просто так спросил… День-то начинается, а я так и не заснул.

Майя положила на голову сына руку, как она делала, когда он был маленьким.

— Приглянулась Настя? — спросила она.

Семенчик не умел лгать, признался:

— Да, мама.

— Потому ты и не спишь?

— Не знаю…

— И на что же ты рассчитываешь? Шарапов тебя в зятья не возьмет. Он купец, а ты бедный, комиссар. Не пара вы.

— Не пара? Ты ведь тоже дочь богача, а вышла за батрака. И не считала, что он тебе неровня.

— Другое время было. Мой отец презирал твоего отца только за то, что он беден. А вы с Шараповым — лютые враги. Ты отнял у него имущество и власть.

— Не отнял, а восстановил справедливость. Будь он с головой, должен бы понять: не я, так другой бы это сделал. Ведь революция!..

— Он готов теперь любого убить. Будь осторожнее, сынок. Как бы они тебя не заманили куда-нибудь… Шарапов и все, кто с ним — хуже зверей! Они ни перед чем не остановятся. Боюсь я за тебя!

Майя затопила печь,