Ромен Гари, хамелеон - Мириам Анисимов

Мизрахи заинтриговал и покорил необычный акцент Павловича, который ему никак не удавалось уловить. Удивился и тому краткому ответу, которым Павлович удостоил все их вопросы: «Я выполнил свою работу — написал книжку, теперь дело за вами, поступайте как считаете нужным».

Сотрудничество Берри и Мизрахи оказалось непродуктивным. Когда Мизрахи сказал, что единственная актриса, способная сыграть мадам Розу, — это Симона Синьоре, Клод Берри уклонился от обсуждения. В свою очередь он нанял Жерара Браша, который писал сценарии для Романа Поланского, но по прошествии нескольких месяцев убедился, что результат их совместной работы его не удовлетворяет, и заявил Моше Мизрахи, что намерен отказаться от участия в экранизации «Жизни». Он полагал, что не настолько известен, чтобы браться за подобный проект. Однако в итоге Берри даже устроил встречу Мизрахи с продюсерами, которые, посмотрев картину «Роза, я люблю тебя», дали ее автору добро на постановку фильма по роману Гари и поддержали кандидатуру Симоны Синьоре. Та сначала отказывалась: во-первых, ей не нравился роман Гари (Мишель Курно приносил ей пробный экземпляр), а во-вторых, она просто считала его плагиатом повести американской писательницы Лилиан Хеллман «Пентименто», которую сама переводила на французский язык. Речь в этой повести идет о взаимоотношениях тяжелобольной, дожившей до старости проститутки и подростка, который вынужден жить в публичном доме в Новом Орлеане. Сколько Мизрахи ни пытался ей доказать, что она ошибается: этот сюжет принадлежит западноевропейскому фольклору и всякое сходство случайно, Симона Синьоре от своего не отступала. К тому же она уже давала отрицательный ответ Клоду Берри, когда тот впервые предложил ей эту роль.

Симоне Синьоре не особенно хотелось играть мадам Розу, потому что в этой роли она должна была быть толстой и уродливой. Провал фильма мог стать роковым для ее карьеры. Тогда Моше Мизрахи предложил ей посмотреть ленту «Роза, я люблю тебя». Симоне Синьоре творение Мизрахи понравилось, и она все-таки согласилась.

С малознакомым ей Мизрахи Симона не стала капризничать — она, возможно, позволила бы себе это с друзьями, например Клодом Берри или Коста-Гавра-сом, — она не протестовала ни против уродующего ее грима, ни против подготовленных костюмером парика, платья, туфель.

Мизрахи полагал, что диалоги в романе слишком сложны и литературны для фильма. Натурализм картинки — это главный враг кино, и Мизрахи знал, что ему придется, к примеру, вернуть Момо его настоящий возраст, потому что на экране невозможно показывать маленького мальчика, который рассуждает, как герой Гари. Поэтому он переписал диалоги, стараясь сохранять их своеобразие и особую интонацию. Получилось так хорошо, что при просмотре фильма возникало впечатление, будто Мизрахи ничего не менял. В декабре 1975 года Жан-Пьер Боек сообщил ему, что Ажар желает прочитать сценарий. Мизрахи пошел на это с неохотой, потому что в одном из интервью Ажар заявил, что фильм непременно выйдет плохой. Единственный факт в его пользу — то, что он предложил роль Симоне Синьоре. Через десять дней Мизрахи получил ответ, в котором Эмиль Ажар выражал ему свою признательность за отличный сценарий, впрочем, с несколькими оговорками. Во-первых, не нужно делать из Рамона повзрослевшего участника событий 1968 года, он должен быть просто интеллигентным человеком. Во-вторых, в одном случае не следует выставлять напоказ переживания Момо. С другой стороны, Гари одобрял решение Мизрахи превратить Надин из дублерши в монтажера, поскольку то, что было описано в романе, технически невозможно в студии дубляжа, но с монтажной студией как раз совместимо. Это письмо Гари написал от руки.

Симона Синьоре в роли мадам Розы.

Когда весной 1976 года фильм был завершен, продюсеры предложили организовать его просмотр для Эмиля Ажара в «Клубе 13» у Клода Лелуша, но писатель отказался прийти, поэтому картину просматривали другие специалисты. По такому случаю Моше Мизрахи и Симона Синьоре устроились за столиком в кафе неподалеку от кинотеатра «Плейель», а пресс-атташе приводил к ним репортеров, желавших взять у знаменитостей интервью.

В тот день, когда фильм показывали Мишелю Курно и Симоне Галлимар, Синьоре и Мизрахи видели Ромена Гари, который пришел за двадцать минут до показа и оставшееся время нервно ходил взад-вперед по тротуару. «Он боится, что ты испортил роман его племянника», — прокомментировала актриса.

В тот же вечер Симоне Синьоре пришла телеграмма от Ромена Гари, в котором тот восхищался фильмом и просил Симону дать прочитать это послание Мизрахи. Много позже, уже после кончины Гари, Моше Мизрахи обратил внимание, что два письма — Эмиля Ажара и Ромена Гари — были написаны одним почерком.

Фильм вышел в прокат в ноябре 1977 года; предпремьера прошла в Руане. Он имел огромный успех как во Франции, так и в США, где собрал рекордное количество зрителей и получил «Оскара» в номинации «Лучший иностранный фильм».

Гари писал от рассвета до заката. Рано утром Роже Гренье, выгуливая своего пса Улисса, встретил его неподалеку от входа в здание «Католической помощи».

Соседний дом принадлежал Ромену Гари. Во время утренней прогулки, в половине восьмого, он нередко попадался им навстречу — шел купить газету, выпить кофе в баре напротив. Гари говорил, что рю дю Бак — это его родина… «Ну, иди ко мне, дурашка!» — подзывал он Улисса, который тут же бросался к нему, выгнув спину, чтобы его погладили.

Как-то раз в сентябре 1980 года мы встретили Гари почти у самого дома. Он крикнул как всегда:

— Ну, иди ко мне, дурашка!

Мы подошли поближе. Я сообщил Ромену:

— Ты видишь Улисса в последний раз. Ему недолго осталось.

Ромен разрыдался и убежал в дом.

Улисс умер 23 сентября, а Гари — 2 декабря.

Полистав газеты у Жинетты Гайе, Гари возвращался, надевал свой любимый халат с голубыми слониками на черном фоне и работал над романом «Псевдо» до часу дня. Всё шло в дело; иногда в повествовании возникали и подлинные истории, но они были так искусно вплетены в общую канву, что читатель ни за что бы их не распознал.

Прежде всего он стремился насмешкой обмануть подозрения тех, кто предполагал, что перо Эмиля Ажара держал Ромен Гари:

Поль Павлович, временно исполнявший при Гари обязанности секретаря, не видел в этой ситуации ничего смешного. Он должен был весь день печатать книгу, в которой говорилось о нем и его матери. Для Ромена Гари самые трагические моменты частной жизни Поля была не более чем литературным сырьем. К тому же теперь, когда все думали, что Павлович и есть Эмиль Ажар, его положение в обществе всецело зависело от этой воображаемой фигуры. С этим ничего нельзя было поделать. А Ромен Гари, как и всякий творческий человек, смотрел на вещи по-своему. Поль, которого он сделал знаменитостью и которому щедро платил, казался ему привередливым и непокорным. Между ними не могло быть никакого взаимопонимания, хотя того требовала сама ситуация — Гари тоже чувствовал себя припертым к стенке. Его никто не должен был разоблачить, но именно Поль мог сделать это в любой момент. Хотя, с другой стороны, в интересах Павловича было как можно дольше оставаться Эмилем Ажаром, поскольку иначе он потеряет источник дохода.