Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль

Затем Генеральные Штаты уполномочили Морица держать все дальнейшие переговоры о перемирии с Альбертом и Изабеллой в тайне и вести их лично, ставя в известность Генеральные и провинциальные Штаты только о том, что он посчитает нужным. Карлтон уже отмечал в августе 1620 г., что «хотя у нас в наличии тело государства, но его душа, можно сказать, отсутствует, потому что вся власть в настоящее время сосредоточена в руках принца Оранского и тех представителей Штатов, которые приближены к нему, который почти не отчитывается здесь, в Гааге, о своих раздумьях или решениях». Это умаление власти Генеральных Штатов было поставлено на постоянную основу резолюцией Генеральных Штатов от 25 марта 1621 г. Укрепление власти штатгальтера было, по сути, стратегией контрремонстрантов, берущей свое начало в опасении, цитируя Карлтона, перед «самими предложениями о новом перемирии, ибо они знали за собой отсутствие единства мнений и склонность из-за всякого спорного вопроса распадаться на фракции». Сильный штатгальтер был необходим для контрремонстрантов.

Мориц заверил Пекиуса (и повторил в последующем тайном послании в Брюссель), что если Испания просто предложит возобновить перемирие на условиях 1609 г., то он и Генеральные Штаты дадут благожелательный ответ. Вероятно, это было правдой, так как сложные маневры Морица, отсрочка с созданием Вест-Индской компании и уклонение от открытых военных действий в 1621 г. указывают, как осознали (в конечном счете) наиболее проницательные дипломатические наблюдатели, что Мориц предпочел бы заключить новое перемирие на той же основе, что и старое, и перенести войну на территорию Германии. Если бы Испания предложила «возобновить перемирие на существующих ранее условиях», докладывал Карлтон в Лондон в марте 1621 г., «я считаю, что [принц] нашел бы поддержку у пяти провинций и преодолел бы сопротивление двух других, т.е. Голландии и Зеландии». Но новые испанские министры в Мадриде считали, что Двенадцатилетнее перемирие привело к урону престижа Испании, и что перемирие могло быть возобновлено лишь в том случае, если «мятежники» пойдут на существенные уступки в морской и колониальной сферах. В обмен на возобновление перемирия испанский двор выдвигал три требования, два из которых были весьма важными: уход голландцев из Ости Вест-Индии; снятие ограничения на судоходство по Шельде; и разрешение публично исповедовать католическую религию в «мятежных» провинциях. Мориц не готов был обсуждать эти условия или выносить их на рассмотрение провинциальных ассамблей.

Окончание срока действия перемирия в апреле 1621 г. не повлекло за собой немедленного возобновления военных действий. Мориц продолжал слать гонцов в Брюссель, повторяя свое согласие на новое перемирие, если Испания откажется от требуемых уступок. Шесть месяцев спустя, в сентябре, Мориц заверил (и повторил свои уверения снова, после смерти эрцгерцога Альберта в июле) испанские власти в Брюсселе, что если Испания согласится возобновить перемирие, он готов рассмотреть вопрос о снятии блокады с устья Шельды и, возможно, договориться о некоторых уступках в Индиях. Ни Генеральные Штаты, ни штаты Голландии не имели точных сведений об этих закулисных переговорах Морица — отчасти шедших через посредство великого художника Рубенса в Антверпене — с Изабеллой в Брюсселе. Но в Гааге и столицах голландских провинций, так же как в Антверпене и Брюсселе, стало хорошо известно, что штатгальтер ведет секретный диалог с инфантой и Испанией и что он склоняется к возобновлению перемирия. Эти слухи беспокоили жестких контрремонстрантов и регентов «из партии войны», желавших возобновления борьбы и учреждения Вест-Индской компании, и породили в частных беседах немало язвительных комментариев об окружении штатгальтера и методах управления Республикой.

Кальвинистский переворот контрремонстрантов изменил политический облик Республики, подчинил общественную Церковь конфессиональной дисциплине и способствовал началу Тридцатилетней войны. Кроме того, он привел к учреждению Вест-Индской компании и означал начало Дальнейшей Реформации.

Государственный переворот Морица в 1618 г. позволил контрремонстрантам разрешить доктринальные противоречия в общественной Церкви. Но некоторые контрремонстранты испытывали необходимость в более широкой программе очищения религиозной жизни и общества, чем просто прекращение теологических споров и изгнание приверженцев ложной доктрины. Виднейшим представителем этой точки зрения был уроженец Зеландии Виллем Теллинк (1579–1629), «реформатский Фома Кемпийский», как называл его один из главных почитателей, Гисберт Боэций, будущий знаменосец голландской Дальнейшей Реформации. Теллинк разделял присущую всем контрремонстрантам нетерпимость к арминианам, католикам, лютеранам и иудеям, и столь же ревностно, как они, заботился о чистоте доктрины; но, в то же самое время, он призывал к переходу от доктринальной чистоты к «теологической практике» (theologia practica), реформированию образа жизни и морали. В молодости он некоторое время обучался в Шотландии и Англии и поддался влиянию английского пуританства. Теллинк был убежден, что большинство населения Голландии усвоило реформатскую веру скорее по названию, чем в душе, и не только не придерживается реформатских идеалов в своей повседневной жизни, но и не желает отказываться от разного рода «суеверных» обрядов и нежелательных пережитков дореформатской эпохи, которые, в его глазах, необходимо было вырвать с корнем. В то же самое время, желательные религиозные обряды, такие, как соблюдения святости воскресенья («дня Божьего»), пребывали в позорном пренебрежении.

Теллинк доказывал, что даже самая безупречная чистота веры и доктрин мало чего стоит, если ей не сопутствует чистота и благочестие образа жизни. Он был плодовитым писателем и своими трудами, такими, как «Eubulus» (1616), оказал определенное влияние на умонастроение общества еще до 1618 г. После смерти ему приписывали не менее 127 публикаций. Самые значительные из них написаны в начале и середине 1620-х гг., время экономического упадка и трудностей для Республики, а также возобновления войны с Испанией. Повсеместно царившее угнетенное настроение придавало дополнительную убедительную силу посланиям Теллинка. В своем «Zions Basuyne» (1619), например, он убеждал Государственный совет, что Отечество могло быть успешно защищено только в том случае, если военные усилия будут опираться на тщательно реформированный образ жизни и мораль. Последующие тяжелые испытания еще более подогревали рвение Теллинка и тон его посланий. В своем трактате «Noodwendigh Vertoogh» (1627) он доказывал, что экономический упадок и страшное бедствие Тридцатилетней войны, в том числе и поражение протестантов в Богемии, были признаками Божьего гнева за запущенное состояние общества и морали. «Дальнейшая Реформация», по его мнению, состояла не только в пресечении супружеской неверности, проституции и пьянства, но и всевозможной фривольности, сквернословия и хвастовства, равно как и запрещении «любовных книг», нарушения святости воскресенья и «суеверных праздников», в том числе пользовавшегося широкой популярностью дня Святого Николая, который отмечался в декабре.

Теллинк был, возможно, самым настойчивым апологетом Дальнейшей Реформации, но далеко не единственным. Другие влиятельные проповедники придерживались аналогичных взглядов, особенно Дионисий Спранкхусен (1587–1650) в Делфте, и зеландец Годефрид Удеманс (1580–1649), который, кроме того, что требовал ужесточения соблюдения воскресенья и создания более пуританского общества на родине, высказывался в 1624 г. против терпимости в голландской Бразилии. Более того, их пыл разделяли некоторые контрремонстрантские регенты, включая влиятельные семьи ван Лоденстейнов и ван Блесвиков в Делфте, и неисправимого амстердамского бургомистра Фредерика де Ври (1579–1646). Последний, союзник Рейнира Паува в Амстердаме и старейшина консистории, в 1622 г. опубликовал 442-страничную героическую поэму под названием «Anatomica», в которой призывал своих соотечественников стремиться к чистоте жизни и внести посильный вклад в создание благочестивого общества.