Казачий алтарь - Владимир Павлович Бутенко

землю, деревья, крыши. Ветер и снег спугнули галок в заречье. Они взбулгачились, вихрево взмыли над хутором и, озябнув, ловко спустились к зерновому амбару. Но их лапы уже проваливались в слое снежка, и птицы коротким перелётом подалась на заокольную дорогу, где ветер подметал мёрзлый наст, надеясь хоть там чем-то поживиться. Глянули им вслед старожилы и вспомнили примету: галки вдоль дороги — жди морозов.

Они не мешкая надвинулись плечом к плечу, заковали округу калёной стужей. Несветай, застывший в тишине, после снегопада точно сблизил сугробистые берега, отблёскивал полосой синего хрусталя. Он и гулькал, дивно звенел, как венецианская ваза, когда мальчишки бросали вскользь камушки или пробивали пешнями лёд, подстерегая щук. Дивными кружевами убрались лозняки и терновники. Чаще обычного вылетали из них совы, нахохленные, сердитые, слыша хруст снега под ногами. А из суходолов, из дальних буераков приближались к хутору, лакомились корой молодых деревьев зайцы, крались лисоньки. Не раз раздавался на бугре глухой ночью трубный вой бирюка.

С утренней дойки, как повелось, Лидия возвращалась на пару с Таисией. На заснеженном скате, с которого спускались к хутору, проступали петли звериных следов. Яснее виделись впереди хаты, дворы, копья осокорей. А дальше, за рекой, за грядой белолобых холмов, брезжила зорька — будто умывалось небо розовой водой. Она разливалась по горизонту всё шире, становилась тёмно-алой, карминной. И вдруг прорезало сизую надземную дымку огненное лезвие солнца! Первые лучи оранжево задрожали на ресницах...

Светлынь разбередила души. Лидия мечтательно проговорила:

— Ровно год, как Яша был дома. А кажется — вчера. Помню каждую минуточку.

— А я своего уже стала забывать... Верней, меньше тоскую.

— Помнишь, как немцы пришли? Как мы от них в скирде прятались? — неожиданно спросила Лидия. — Аж мурашки по коже... Когда война эта кончится? Когда она, проклятая, казаков вернёт? Всё на наших плечах! От зорьки до зорьки вкалываем. По годам мужиков не знаем. Иной раз, не скрою, аж звенит тело... А утром очунеюсь — на весь день опять деревянная.

— А мне по вдовьей доле с этим легче. Агроном любит, на дело гож. Погуляю, пока жена его в городе. А там погляжу! Может, кто серьёзный найдётся... А не то отобью у тебя председателя!

— Ну, чего ты несёшь? На кой он мне? — обиделась Лидия.

— Сама ж призналась, что хочется! Ну, не дуйся. В шутку я... А «преда», голубчика, беспременно оженю на себе. Стану председательшей, — озорно подмигнула Таисия, меняя походку и подбочениваясь. — В своей плюшке на рыбьем меху больше не выйду. Нехай шубу покупает! И духи «Красная Москва»! Наряжусь и — к коровкам. «Здрасьте, бурёнки!» — «Здрасьте». — «Признаете чи нет?» Они — в обморок. Не угада-али... Молока не дают...

Обе зашлись смехом, долго не могли уняться, поджигая одна другую хохотом. Простодушно, до слёз потешались... А на молодых лицах, нацелованных морозом, зрел широкий калиновый румянец!

Уже в проулке Таисия по-особому приглушила голос:

— В кино пойдём? «Весёлых ребят» или «Волгу-Волгу» обещал киномеханик привезти. Ладный парень. Забыла сказать, о тебе спрашивал.

— Отвяжись, бешеная, — шутливо попросила Лидия.

— Слышь, мой любаш к себе после кино приглашал. В картишки поиграть. Четвёртого кого-нибудь найдёт. Как ты?

— Навряд, — отмахнулась Лидия, сворачивая со снежной стежки к своим воротам.

Под вечер, снова повстречавшись на ферме, и словечком не перебросились, пока чистили и доили коров, помогали скотнику таскать в сапетках солому. Обратно до хутора доехали с дежурным кучером, дураковатым Антипом.

В сумерки мороз поджал. Но пышное белоснежье долго не давало сомкнуться мраку, размывая его матовым отсветом. К шагановскому двору Варюха пожаловала с тачкой. Лидия увидела её в окно, догадавшись, одетой вышла на крыльцо.

— Здравствуй, Лида, — глуховато бросила гостья, избегая почему-то смотреть в глаза. — Ты люльку обещала. Решила забрать. А то начнут бабы беременеть, опередит кто...

— Раз обещала, никому бы не отдала, — возразила Лидия, идя к сараю. — Ты как выскочила замуж, совсем оторвалась, стала примерной домоседкой. И в кино почти что не ходите!

— Мы деньги на новый дом собираем, — торопливо ответила Варюха, наблюдая, как хозяйка крушит стопку дров, вытаскивает из дальнего угла кроватку, искусно, с узорчатыми разводами, скованную из железных лент. Старинный коваль утвердил люльку на дугообразных полозьях, чтобы было удобней качать. В ней укладывали Якова, так недавно — Федюньку. Тёплое волнение подкатило к сердцу. Лидия пошутила, вытащив казачью зыбку на дорожку:

— Кровать проверенная. Для настоящих казаков! Свекровь говорила, Яша ни разу не болел. Да и мой сыночек здоровенький рос, слава богу. Так что рожай Сергею Ивановичу двойню — поместятся!

Варюха промолчала. По жалкому расплывшемуся лицу подруги с характерными тёмными пятнами обильно потекли слёзы. Нижняя губа мелко задрожала.

— Нету жизни, Лидочка! Несчастная я... Ни покоя, ни радости — ничего. А любви, её и не было... Не послушалась тебя! Мать настояла. Мол, хороший человек. Ага! Как бы не так! Не разрешает из дому выйти. Ревнует к каждому дереву, не то что парню. Копеечки не даёт. Жа-адны-ый... Рассчитал, что фильмы должны мы смотреть два раза в месяц, а остальные вечера читать книжки и учебники. Готовиться к поступлению в институт. Я согласна. Но не каждый же день! И ещё... ещё бить стал! — лицо Варюхи исказилось, она всхлипнула. — И жалиться некому...

— Та-ак, — тяжело наливаясь гневом, протянула Лидия. — Бьёт, говоришь?

— Ни за что! Мне же нельзя сейчас часто с ним... А он бесится! Ну и бьёт... Исподтишка как даст по голове! Или по шее... В глазах темнеет. А он лыбится — разрядка нервов.

— Почему раньше молчала? — упрекнула Лидия, волоча люльку к воротам. — На ребёночке всё отражается. Его беречь надо! Я вот не сумела...

В четыре руки погрузили кроватку. Что-то упало к ногам. Варюха, приглядевшись молодыми глазами, наклонилась и достала из снега... губную гармошку!

— Откуда она? Федина?

— Спрятал, чтобы не ругала, — объяснила Лидия, взяв у подруги обжигающе холодную игрушку. И, не выдав неожиданного волнения от догадаки, что её оставил беглый немец, вернулась к разговору. — Жди в гости! Скоро с девчатами проведаем...

Федюнька перед зажжённой керосинкой решал задачу, задумчиво сведя брови и покусывая деревянную ручку. Вдруг глаза его озарила радость! Он быстро макнул перо в чернильницу, сделал какое-то вычисление на полях районной газетки. Открыл донельзя потрёпанный учебник на последних страницах, ища правильный ответ. И