Никон - Владислав Бахревский

Наклонился над сундуком, а в следующий миг ему пришлось прыгнуть через голову. Клинок со свистом чиркнул по спине, рассекая рясу и отскочив от кольчуги.

Кудеяр выхватил свою саблю из-под рясы.

– Ты за старое?

Федька сделал выпад, пытаясь достать Кудеяра саблей.

– Предателей надо бить, как мышей! – Кудеяр прыгнул на сундук, сабли скрестились.

Федька сражался молча, ловко и яростно. Но Кудеяр был сильнее, Они обменивались ударами, звону – на весь тайник. И вдруг Кудеяр сделал неудачный выпад и открылся. Федька, забыв про кольчугу противника, хлестко, будто бичом, стеганул Кудеяра по груди. Сабля отскочила, и в тот же миг Кудеяр рубанул. Федька закрылся плечом. И плечо было разрублено.

– Почему ты хотел меня убить?

– Я не люблю делиться добычей.

– Но я не показал тебе тайника с деньгами и драгоценностями!

– Но я не знал, что есть еще один тайник!

– Я тебе его покажу.

И Кудеяр поднял саблю. Федька все еще защищался. Кудеяр загнал его в угол, к большому сундуку и нанес удар по голове. Федька упал.

– Каюсь, что был врагом твоим, – прошептал он, умирая, – прости мне грехи мои и мое коварство. Я был слуга!..

И Кудеяру стало жалко умирающего. Он склонился над ним, а Федька вдруг поднял саблю, но не удержал ее.

– И в смерти лгал!

Пора было подумать о себе. Но что это? По лестнице книгохранилища топот сапог. Скрыться в следующий тайник? Поздно. И тут только Кудеяр увидел, что потолок тайника обтянут сетью. Зачем? Некогда гадать – в тайник ворвалось десять вооруженных людей. Это были не монахи. Кудеяр прижался спиной к стене, поднял саблю.

В тайник вошел Паисий.

– Не надо крови, – сказал он, – сдавайся!

– Я умру в бою.

– Мне жаль тебя.

Паисий дернул за кольцо в стене, и рыбацкая сеть упала на Кудеяра.

Так вот она для чего!

6

Кудеяр сидел на цепи. Утомленный боем, он заснул, но его не оставили в покое. Пришел Паисий с незнакомцем.

– Кто ты? – спросил незнакомец Кудеяра. – Ты выдаешь себя за Нифона Саккаса, но я сам давал ученому монаху подорожную грамоту.

Кудеяр молчал. Незнакомец замахнулся плетью, но Паисий удержал его.

– Не чини расправу на моих глазах. И не делай мучеником самозванца в дни, когда терновый венец принял Иисус Христос.

1

Торжественно и тревожно было в Можарах в ночь с субботы на воскресенье. Мытарства сроднили можарцев, и теперь, придя в церковь, мужики все перемигивались да переглядывались. Анютина весть о набеге Шишки не испугала Петра-сеятеля. Обошел он все дворы, поговорил с мужиками, и решили мужики не поддаваться разбойнику. Топоры да косы наточили, поклялись друг другу до смерти стоять.

Пришел в церковь и Вася Дубовая Голова. Службу стоял в задних рядах. Тут и услыхал плач. Плакала горемычная Федора, вдова убитого Шишкой мужика Никиты.

Спросил Вася Анюту:

– Что она плачет?

– Как же ей не плакать? Полна хата детей малых, а еды небось никакой. У всех праздник, а Федоре разговеться нечем.

– Где изба ее?

– Возле колодца, вестимо! – удивилась Васиным вопросам Анюта. – Я уже говорила про нее Петру, обещал просить мир, чтоб хлебом поле ее засеяли.

Говорила Анюта шепотом, глядя перед собой, а покосилась на Васю – Васи-то и нет.

2

Емельян в этом году разговлялся как барин. Жег свечи – у других-то лучина. Пирогов разных испекли две дюжины. Выставили жареных индеек, соленья, настойки, потроха, студень. И конечно, крашеные яйца, пасху и такой кулич – десяти дворам не съесть.

Жена Емельяна сказала молитву. И все пошли целоваться друг с другом. За столом были девицы, теперь уже невесты, хозяин с хозяйкой, главные мастера гончарного дела.

Обиды были прощены. Верилось – начинается жизнь заново: без злого сердца, без обмана, без рукоприкладства.

Поцеловались, сели за стол, съели по кусочку освященного кулича. И тут дверь в горницу отворилась и вошел Вася Дубовая Голова.

– Христос воскресе! – сказал он сидящим.

– Воистину воскрес! – ответил Емельян, вглядываясь в лицо незваного гостя. – Чего тебе, Петра-сеятеля работник?

– А вот его! – и Вася указал на стол.

Емельян мигнул мастерам, но Вася подошел к столу, огромному, дубовому, и поднял его. Поднял и поставил.

– Ох! – сказала Емельянова жена, и наступила та самая тишина, которую называют гробовой.

– Мне нужна еда и свечи! – пояснил Вася. – А больше ничего.

– Принесите свечей! – попросила хозяйка.

А Вася уже связывал узлом скатерть со всем, что стояло на ней, Завалил узел за спину и сказал на прощанье:

– И не бегайте за мной! А то Кудеяру пожалуюсь. Я не Петру служу, а Кудеяру.

3

Федора мимо избы своей прошла. Поглядела на окошко яркое – и дальше. А потом опамятовалась, влетела в избу – не пожар ли? – а там пир горой. Свечи горят, скатерть на столе, и еды видимо-невидимо, Покатились у Федоры слезы пуще прежнего: от испуга, от радости – не поймешь.

А Вася усадил ее за стол, поставил перед ней индейку, дал в руки яичко красное и говорит:

– Давай-ка стукнемся!

А когда похристосовались, Вася и сказанул:

– Я все невесту себе искал, да не нашел. Дураковат, говорят. А по мне я ничего. Дети твои меня полюбили. Вот я и решил вместе с вами жить. Беру тебя в жены, а ты меня возьмешь?

– Бери! – в один голос закричали ребята.

А Федора в память прийти не может, что за чудо: то ли сон, то ли явь?

И раздался звон подков на улице. Дверь распахнулась, и в избу вошла разбойница Варвара.

Федора руками всплеснула.

– Маланья, ты?

– Варварой меня зовут.

– Обозналась, матушка, прости.

Вася машет из-за стола.

– Садись, Варвара! Я тут сватаюсь.

– Вот и молодец! – сказала атаманша. – Ну, будь здоров! Расти детишек!

– Куда же ты? – удивился Вася. – Приходила-то зачем?

– Была нужда, да, на твое счастье глядя, вся вышла.

Уж за порог, а Вася ее за платье поймал.

– С Кудеяром чего стряслось? Говори!

Посмотрела Варвара парню в глаза.