Олимп - Дэн Симмонс

Малыш завизжал и взвыл от боли. Женщина в испуге обернулась на главное укрытие, уверенная, что оттуда посыплются разбуженные, перепуганные люди, однако не заметила никакого движения. Разве что сторож у костра сонно покосился на неё и вновь погрузился в созерцание пламени.

Детёныш Сетебоса принялся извиваться, кататься по земле, с разбега ударился о бревенчатую перегородку и наконец полез по ней, точно краб. Даэман подтянул поводок, укоротив его до шести футов. Из разинутых ртов среди розовых складок мозга полезли новые ладони на гибких стеблях, длина которых достигала более одного ярда. Мелкие пальцы вцепились в бечёвку и стали рьяно дёргать её; другие руки тем временем ощупывали карабин и пытались выдернуть крюк. Но гвоздь оказался засажен крепко. На секунду мужчину повлекло вперёд, однако он тут же встряхнулся и стащил упирающийся мозг обратно в клетку, на заиндевелую траву.

– Маленький, а сильный, сволочь, – вполголоса выругался сын Марины.

– Пусть погуляет, – сказала супруга Хармана. – Давай поглядим, куда он пойдёт и что будет делать.

– Ты серьёзно?

– Да. Далеко пускать не надо, но мне интересно, что ему нужно.

Том сломал ударом ноги низкую перегородку, и существо побежало на волю, в унисон перебирая розоватыми пальцами, мелькающими точно конечности непристойной сороконожки. Даэман двинулся следом, не ослабляя короткого поводка. Кузина и врач шагали рядом, готовые отпрянуть, едва лишь тварь устремится к ним. Быстрота и целеустремлённость мозга не могли не внушить людям чувства опасности. Том держал наготове свою винтовку. Вторая висела на плече бывшего любителя бабочек.

Существо не направилось ни к огню, ни к укрытию, зато увлекло людей на двадцать ярдов по залитой мраком западной лужайке. Потом оно спустилось в оборонительную траншею, которую помогала рыть Ада, и присело на растопыренных ручках.

По бокам твари возникли новые отверстия, оттуда вылезли два пульсирующих хобота и, покачавшись в воздухе, вдруг резко припали к земле. Послышался звук, похожий не то на чавканье свиньи, копающей коренья, не то на чмоканье младенца, сосущего грудь.

– Какого чёрта? – бросил Том и решительно прицелился из винтовки, положив металлический приклад на плечо.

Первый же выстрел всадил бы в пульсирующее розоватое чудище несколько тысяч острейших дротиков из хрусталя со скоростью звука, а то и быстрее.

Женщину бросило в дрожь; к неотвязной, стучащей в висках головной боли прибавилась ужасная тошнота.

– Я помню это место, – дрожащим голосом шепнула Ада. – Здесь умерли Реман и Эмма… Сгорели заживо, когда мы сражались с войниксами.

Детёныш продолжал похрюкивать и причмокивать.

– Так он, получается… – Даэман запнулся.

– Ест, – закончила кузина.

Врач опустил палец на спусковой крючок.

– Можно я прибью его, Ада Ухр? Пожалуйста.

– Обязательно, – ответила хозяйка особняка. – Только не сейчас. Если он умрёт, войниксы наверняка пронюхают и вернутся. Ещё даже не рассвело. Идём назад, в лагерь.

И они все вместе тронулись в обратный путь. Сын Марины тащил за собой на поводке недовольный, упирающийся «мозг».

Харман тонул.

За мгновение до того, как влага хлынула в лёгкие, он успел подумать: «Ах, эта стерва всё-таки обманула!» – и тут же поперхнулся, закашлялся и захлебнулся бурлящей золотой жидкостью.

До гранёной крышки хрустального додекаэдра оставалось чуть более фута, а странная «водичка» продолжала и продолжала течь на глазах мужчины. Сейви-Мойра-Миранда назвала густой золотой бульон «проводящей средой» для «глотания» (хотя нет, этого слова дама не упоминала) колоссальной библиотеки, собранной в Тадже. Избранник Ады разделся до термокожи.

– И это тоже придётся снять, – промолвила женщина.

Ариэль удалился в сумрак, оставив юную копию Сейви наедине с мужчиной в ярком сиянии, льющемся в окна купола. На столике рядом лежала гитара.

– Почему? – выдавил Харман.

– Жидкость должна иметь свободный доступ к телу, – пояснила разбуженная. – Через молекулярный слой термокостюма передача не состоится.

– Какая ещё передача?

Мужчина провёл языком по губам, чувствуя, как сердце всё тревожнее колотится в груди.

Мойра широким жестом обвела бесконечные полки с фолиантами, опоясавшие стоэтажный купол под ногами собеседников.

– А как мне узнать, – начал Харман, – что в этих старых книжках найдутся сведения, которые помогут вернуться к Аде?

– Никак.

Друг Никого отвернулся от наполняющегося хрустального резервуара.

– А может, вы с магом просто пошлёте меня домой, и обойдёмся без этих глупостей?

– Это не так легко, – возразила женщина.

– Да уж, хрена с два! – взорвался похищенный.

Но Мойра продолжала говорить как ни в чём не бывало:

– Прежде всего, тебе уже известно со слов Просперо, что факс-узлы на планете отключены,

– И кто их отключил? – осведомился Харман и повернулся обратно к хрустальному чертогу.

Золотая жидкость бурлила за фут от крышки, однако прибывать перестала.

– Сетебос или его сообщники.

Мойра откинула верхнюю прозрачную панель, и мужчина разглядел короткие металлические скобы для спуска в открывшееся отверстие.

– Какие сообщники? Ты что, не можешь взять и рассказать?

Копия Сейви покачала головой.

– Мой юный Прометей, ты слушал разговоры почти целый год. Это ничего не дает, если не знать контекста. Настала пора постигнуть необходимые связи.

– Почему ты всё время зовёшь меня Прометеем? – рявкнул муж Ады. – Похоже, у всех тут по десять имён. В жизни не слышал ни о каком Прометее.

Собеседница улыбнулась.

– Обещаю, уж это ты непременно поймёшь после того, как побываешь в хрустальном чертоге.

Харман сделал глубокий вдох. «Ещё одна самодовольная улыбочка – и я не сдержусь, врежу ей по физиономии».

– Просперо говорил, я могу погибнуть, – произнёс мужчина; ему казалось удобнее смотреть на бурлящий резервуар, чем на женщину, принявшую облик Сейви.

Мойра кивнула.

– Мог бы, но я этому не верю.

– Какие у меня шансы? – Вопрос прозвучал как-то жалобно и плаксиво.

– Трудно сказать. Думаю, очень хорошие, иначе я бы не подвергла тебя подобной… неприятности.

– А ты сама это делала?

– Погружалась ли я в хрустальный чертог? – проговорила Мойра. – Нет, у меня лично не было причин.

– Тогда у кого они были? – допытывался Харман. – Сколько уцелело? Сколько погибло?