Вторая модель - Филип Киндред Дик

а его бока, и без того изрядно пышные, еще малость не раздадутся вширь. Опустошив тарелку, Баббер вновь покосился в сторону кухни – вернее, остатков печенья на блюде посреди плиты.

– Не подождать ли чуточку с остальным? – сказала миссис Дрю.

– Ладно, – согласился Баббер.

– Как оно на вкус?

– Здорово!

– Вот и прекрасно.

Миссис Дрю поудобнее устроилась в кресле.

– Ну, что ты делал сегодня в школе? Как прошел день?

– Нормально.

За разговором мальчишка беспокойно оглядывал комнату, и от крохотной, иссохшей старушки это, конечно же, не укрылось.

– Бернард, – вскоре сказала она, – не против ли ты задержаться, поговорить со мной? А еще лучше, – старушка кивком указала в сторону стопки книг, учебников, которые мальчик держал на коленях, – почитай-ка мне что-нибудь! Понимаешь, сама-то я вижу уже плоховато, так что послушаю с удовольствием.

– А оставшееся печенье потом съесть можно?

– Разумеется!

Баббер пересел ближе к ней, на другой край дивана, и перебрал книжки. «География мира», «Основы арифметики», «Правописание» Хойта…

– Вам из какой почитать?

– Из географии, – поразмыслив, ответила миссис Дрю.

Баббер открыл большую синюю книжку наугад. «Перу»…

– На севере Перу граничит с Колумбией и Эквадором, на юге – с Чили, а на востоке – с Бразилией и Боливией. Территорию страны принято разделять на три основных региона. Первый из них…

Мальчишка читал, читал, водя пальцем по строкам, толстые щеки его дрожали, а крохотная старушка слушала, не сводя с него глаз. Храня молчание, наблюдала она за читающим мальчиком, внимательно изучая его, вбирая, впитывая каждую сосредоточенную морщинку на лбу, каждое движение рук и пальцев. Постепенно старушка обмякла, откинулась на спинку кресла. Мальчишка сидел совсем близко, рукой подать, а разделяли их только столик и лампа. Как хорошо, что он навещает ее вот уже больше месяца, с того самого дня, когда миссис Дрю, сидя на крыльце, заметила его, проходившего мимо, и догадалась окликнуть, указав на печенье возле кресла-качалки!

Зачем? Этого миссис Дрю не знала. Много лет живя совсем одна, она нередко, сама себе удивляясь, говорила либо проделывала нечто неожиданное. Вдобавок все это время ей людей видеть почти не доводилось – ну разве что в ближайшем магазине, или почтальона, приносящего очередной пенсионный чек, или мусорщиков.

Мальчишка бубнил и бубнил, и чем дальше, тем уютнее, спокойнее, теплее становилось миссис Дрю. Прикрыв глаза, старушка сложила руки на коленях, погрузилась в полудрему, и тут с ней начало происходить кое-что новое. Постепенно миссис Дрю заметно помолодела. Глубокие серые морщины разгладились, хрупкое, одряхлевшее тело вновь налилось юной силой, невесомые пряди седых волос сделались гуще, потемнели, обрели былой цвет. Следом за волосами изменились и руки: пестрящая коричневыми пятнышками кожа стала упругой, нежно-розовой – точно такой же, как многие годы назад.

Не открывая глаз, миссис Дрю негромко вздохнула. Да, она чувствовала: с ней что-то происходит, – но что, понять не могла и не слишком, если честно, об этом задумывалась. Что-то творилось, она это чувствовала и радовалась приятным ощущениям, пусть даже не понимала, откуда они взялись. Тем более такое происходило и прежде, почти всякий раз, как мальчишка заглядывал в гости. Особенно в последнее время, с тех пор, как она передвинула кресло ближе к дивану. Подумав об этом, миссис Дрю снова вздохнула. Остывшее к старости тело вновь наливалось невыразимо приятным теплом – впервые за многие годы!

Крохотная старушка в кресле превратилась в темноволосую женщину лет около тридцати, круглолицую, пышнобедрую, слегка полноватую, хотя полнота ее внешность вовсе не портила. Ее губы вновь покраснели, а шея сделалась даже чуточку толстоватой, какой и была в давно позабытом прошлом.

Вдруг чтение смолкло, а Баббер, закрыв книгу, поднялся на ноги.

– Идти пора, – сказал он. – Можно я оставшееся печенье с собой заберу?

Миссис Дрю моргнула и вскинула голову. Мальчишка, умчавшийся в кухню, уже набивал печеньем карманы. Слегка сбитая с толку, не в силах избавиться от оцепенения, миссис Дрю запоздало кивнула. Собрав остатки печенья, мальчишка вернулся в гостиную и двинулся к двери. Миссис Дрю встала с кресла. Дыхание ее участилось, от наполнявшего тело тепла не осталось ни капли, прилив сил сменился жуткой усталостью – казалось, миссис Дрю выжата как лимон. Кое-как переведя дух, она взглянула на собственные ладони. Пальцы тонки, хрупки, кожа в морщинах…

– Вот как? – пробормотала она.

В глазах помутилось от слез. Все кончилось, снова исчезло бесследно, как только мальчишка поднялся с дивана. Нетвердым шагом подойдя к зеркалу над каминной полкой, миссис Дрю взглянула на собственное отражение. Из зеркала на нее уставились блеклые, выцветшие с годами, глубоко запавшие глаза в обрамлении мелких морщин. Да, стоило мальчишке отойти чуть подальше – и все, все снова кончилось.

– До встречи, – сказал Баббер.

– Ты заходи, – прошептала миссис Дрю. – Пожалуйста, заходи снова. Зайдешь еще в гости?

– Угу, – равнодушно промычал Баббер, толчком распахнув парадную дверь. – До свидания.

Ступени крыльца заскрипели под его тяжестью. Не прошло и минуты, как стук каблуков мальчишки стих вдалеке.

– Баббер, а ну-ка поди сюда!

Изрядно рассерженная, Мэй Серл поджидала его на крыльце.

– Живо в дом и за стол!

– Сейчас.

Медленно, нога за ногу, взойдя на крыльцо, Баббер ввалился в прихожую.

Мэй ухватила его за плечо.

– Что с тобой? Ты где был? Не заболел ли?

– Устал просто, – пробормотал Баббер, потирая лоб.

К порогу гостиной подошел отец в нижней рубашке, с толстой пачкой газет в руках.

– Что стряслось? – спросил он.

– Вот, полюбуйся, – откликнулась Мэй Серл. – На ногах еле держится. Баббер, ты чем занимался? Где был?

– В гостях у той самой старушки, – ответил Ральф Серл, – или сама не видишь? Как сходит к ней, всякий раз вот таким возвращается. Баббер, зачем ты к ней ходишь? Что там такое творится?

– Она печеньем его угощает, – сказала Мэй. – Сам знаешь, поесть он у нас не дурак, а ради тарелки печенья сделает что угодно.

– Послушай-ка, Баб, – строго заговорил отец. – Чтоб больше к этой чокнутой старушенции – ни ногой. Ни ногой, слышишь? Плевать, сколько она тебе скармливает печенья. Домой ты от нее возвращаешься – краше в гроб кладут. Чтобы больше этого не повторялось! Слышишь меня?

Баббер, прислонившись спиной к двери, уткнулся взглядом в пол. Сердце его билось неровно, с трудом.

– Я обещал ей еще заглянуть, – пробормотал он.

– Ладно. Еще раз можешь сходить к ней, – решила Мэй, направляясь в столовую. – Но только раз! Так и скажи ей: больше, скажи, приходить не смогу, и гляди, разговаривай вежливо. А теперь ступай наверх и умойся.

– А после ужина сразу укладывай его спать, – сказал ей Ральф, глядя, как