Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата

младшая сестра созналась, что это дело ее рук. Старшая возмутилась, они вернулись домой. Устроеннная ей выволочка так напугала девочку, что она больше не ходила гулять к храму Дзидзо.

Но с тех пор слова «Я так не играю!» вошли в семейный обиход. Если что-то не нравилось младшей сестре и на лице ее появлялась кислая мина, старшая непременно поддразнивала ее: «Я так не играю!» Младшая обижалась, но даже мать нередко дразнилась точно так же. Мать повторяла «Я так не играю!», напуская на себя слегка недовольный вид. Со временем из этого выражения выросло прозвище «Девочка-игрушка», которое в устах старшей сестры сократилось до просто – «Игрушка».

Вспомнив об этом случае десять лет спустя, младшая сестра именно так и решила подписать письмо, отправляемое ею из больницы старшей: «Твоя Игрушка». Эта мысль показалась ей забавной, она стала чинить карандаш. Но грифель сломался, она сдула его с ладони. Очинила карандаш снова. Тут в глаз у нее точно соринка попала, она попробовала проморгаться. Но это была вовсе не соринка. По белой простыне двигалось нечто темное – размером с рисовое зернышко.

«Я так не играю!»

Муравей, который был намного меньше обломка грифеля, тащил его за собой. Девушка хлопнула рукой по простыне – муравья подбросило, но он свалился туда же. И с грифелем не расстался. Ей показалось это смешным. Она снова хлопнула по простыне. Муравья подбросило еще выше. Но грифель он все равно не бросил. Она с удивлением стала разглядывать муравья. Он был рыжеватого цвета.

Неизвестно, куда муравей собирался доставить свою ношу, но только он тащил грифель с самым серьезным видом. При этом перебирал ножками с такой скоростью, что глаза не успевали различить их по отдельности. Временами муравей останавливался, но тут же продолжал движение – будто бы кто-то завел его ключиком. Глядя на муравья, девушка увидела мир его глазами: он – такой маленький, а перед ним – бескрайняя простыня. Эта простыня была словно заснеженное промерзшее поле. Ей стало немножко грустно.

С тех пор, как она заболела, глаза у нее всегда были на мокром месте. Это была какая-то детская сверхчувствительность. Мало того: чувствительность эта приводила к тому, что она стала предаваться детским воспоминаниям. Каждый раз, когда она замечала, что вспоминает детство, она испытывала беспокойство по поводу того, что утратила чувство времени и, в сущности, не отдает себе отчета, сколько ей сейчас лет. Между тем ей исполнилось уже семнадцать, но раньше она никогда не задумывалась о своем возрасте. Когда же впервые задумалась, ужаснулась: ей стало казаться, что она никогда не станет взрослой. Ночами ей чудилось, что она существует помимо времени.

Как-то раз мать пришла проведать ее и завела самый обыкновенный разговор. «Вчера вечером вышла в сад, у меня там сливы сушатся. И – представляешь себе – на них уже роса села!» Эти слова крепко запали девушке в память. Мать рассказала, что, когда в саду она произнесла «Уже роса села!», ее самая младшая дочка, сидевшая на корточках возле курильницы, которая была приспособлена для отпугивания комаров, резко поднялась и опрокинула курильницу. Теперь она снова уселась на корточки и тщательно собирала в кулачок рассыпавшийся под ее руками пепел.

Мать хотела сказать, что вот и эта кроха уже подросла… Больная вспоминала рассказ матери, и перед ее глазами вставали и сама кроха, и сливы с капельками выступившей на них росы. Она ощутила, как сгущается ночь и люди покойно засыпают в своих постелях. Она чуть развела для объятия руки и сказала: «Все уже спят, и я всех люблю. Спокойной ночи». На глаза навернулись слезы.

Это было большой привилегией – спать спокойно во время войны. Ее тело было немощным, но она простодушно утешала себя тем, что зато она стала доброй.

После того, как ее ребяческая забава с муравьем была закончена, ей стало немного грустно. Она снова забыла про возраст и собралась спать. Сначала ей хотелось поболтать с этим трудолюбивым муравьем, но потом ей стало слишком печально. В этот момент ее пришла проведать старшая сестра. Младшая решительно стряхнула сон:

– А я как раз писала тебе письмо.

– Дай мне его. – Сестра протянула было руку, но младшая замотала головой и спрятала письмо под подушку. – Эх ты, ребенок! Что из того, что ты болеешь?

На глазах старшей сестры вдруг проступила усталость беременной женщины. Проступила и тут же прошла. Она положила на постель свою сумочку и открыла ее.

– Смотри, фотография мужа. Называется: от мамочки пришло письмо.

Фотография была нечеткой. Муж сестры стоял навытяжку около забора какого-то дома в Китае. Внизу была подпись: «От мамочки пришло письмо».

Старшая сестра приблизила лицо к фотографии.

– Мамочка – это я. Меня еще рано так называть, но все солдаты такие, – говорила старшая сестра, не отводя глаз от фотографии. Потом чуть коснулась ее плеча. Младшая разволновалась – они давно не виделись. Вот сейчас пришла, а что с ней будет потом?

Вдруг старшая сестра поднялась с постели и села на стул рядом. Вид у нее был такой, будто она собиралась сообщить нечто важное. Тут младшая сестра опустила глаза, дышать стало тяжело. Ей явно было нужно передохнуть. Подождав, когда она поднимет глаза, старшая водрузила на колени какой-то узелок.

– Смотри, что дала мне мама. Я ей сказала, что до родов мы уже вряд ли с ней увидимся. Вот я и попросила. – Старшая сестра неспешно развязала узелок. – Помнишь?

– Помню.

Это были вещи первой дочери их матери. Она умерла, когда ей было четыре года.

– Я хотела забрать вещички, когда переселялась к мужу, но не стала, побоялась. А теперь уж и роды близко, так что я попросила как бы для ребенка. Тебе это трудно понять.

Там были халатик в журавликах, красная безрукавка с тиснеными золотыми хризантемами, фиолетовая курточка с изображением белых пионов, шелковое кимоно. Эти вещи были знакомы младшей сестре уже давно.

Сестры долгое время не подозревали, что у их матери была еще одна дочь. Видя, как мать просушивает эти вещи, старшая сестра думала, что она носила их сама, когда была маленькой. Старшей сестре рассказала об умершей тетка. По мнению тетки, сестра стала достаточно взрослой – не станет подавать виду, что знает о горе, постигшем родителей. Рассказ тетки привел сестру в шок, и хотя она обещала никому о том не рассказывать, она посвятила в тайну и младшую сестру, сделав ее своим товарищем по родительскому несчастью.

Разумеется, наступило и такое время, когда вся эта история перестала быть секретом, но для обеих дочерей смерть их сестры всегда оставалась темой полузапретной.