Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

– Вот кончится война… – мечтательно говорили они и смеялись, глядя на солнце.

Потом ветер переменился, и из-за холмов причудливого вида донеслись до слуха слабые, но грозные звуки. Смех сразу стих.

– Стреляют, – сказал один.

– Ледисмит.

Теперь настала очередь Шона задавать вопросы. И ему рассказали, как отряды бурских подразделений атаковали Ледисмит и обратили в бегство англичан, которые стояли против них. С горечью вспоминали, как старый Жубер удержал своих конников и смотрел, как разбитая английская армия устремилась обратно в город.

– Боже праведный! Если бы он приказал их преследовать! Мы бы гнали их до самого моря и там бы всех перетопили.

– Вот если бы командовал не старый Жубер, а дядюшка Пауль, война бы уже закончилась. А сейчас вот сидим и ждем у моря погоды.

Постепенно в голове Шона сложилась цельная картина боев в Натале. Ледисмит окружен. Армия генерала Джорджа Уайта заперта в городе. Половина армии буров выдвинулась вдоль железной дороги и заняла оборону, расположившись на крутом откосе, возвышаясь над рекой и крохотным поселением под названием Коленсо.

Внизу, на широко раскинувшейся равнине в пойме Тугелы, генерал Буллер собирал свою армию в кулак для прорыва и освобождения Ледисмита.

– Но пусть только попробует – дядюшка Пауль только того и ждет.

– А кто этот дядюшка Пауль, уж не сам Крюгер ли? – озадаченно спросил Шон.

Дядюшкой Паулем ласково звали президента Южно-Африканской Республики.

– Nee, приятель! Это другой дядюшка Пауль. Его зовут Ян Пауль Леру, командир Винбергского отряда.

У Шона перехватило дух.

– Такой здоровый, рыжий, со взрывным нравом и не дурак выпить?

Дружный смех.

– Ja! В самую точку! Ты что, его знаешь?

– Ну да. Знаю.

«Так, значит, мой шурин теперь генерал», – усмехаясь, подумал Шон.

– И мы сейчас едем к этому генералу? – уточнил он.

– Если найдем его.

Юный Дирк наконец познакомится со своим дядей… Шон уже с удовольствием предвкушал эту неожиданную после долгой разлуки встречу.

Брезент палатки не мог приглушить потрясающий бас, гремящий внутри ее. Поджидая вместе со своим эскортом, Шон слышал все от слова до слова.

– Может, прикажете пожать ему руку и выпить с ним чашечку кофе? С каждым красношеим целоваться прикажете? Десяток уже приводили… я же приказал: хватит, сыт по горло – а вы мне тут притащили еще одного?! Отправьте его к какому-нибудь лейтенанту, пусть разберется! Или в Преторию, за решетку! Если шпион, делайте с ним что хотите… но, черт побери, я не хочу его видеть!

Шон слушал и радостно улыбался. Голосок у Яна Пауля все тот же, командирский. Наступила пауза относительной тишины, когда из палатки доносился только тихий голос другого: это что-то мямлил Бобровая Шапка.

– Нет! Не хочу и не буду! Уведите его!

Шон набрал побольше воздуха в легкие и приложил ладони ко рту:

– Эй ты, проклятый голландец, черт бы тебя побрал! Что, снова боишься встретиться? Думаешь, опять вышибу зубы, как в прошлый раз?

Несколько секунд страшной тишины, потом послышался стук опрокинутой табуретки. Входной клапан палатки распахнулся. Генерал выскочил на яркое солнце, щурясь от света: лицо злющее, рыжие волосы венчиком вокруг лысой макушки горят, как лесной пожар, плечи вызывающе сгорблены – Ян Пауль собственной персоной. Он повел головой из стороны в сторону в поисках смельчака, который посмел его оскорбить.

– Я здесь, – окликнул его Шон.

Ян Пауль застыл на месте как вкопанный. Он неуверенно всматривался в лицо Шона:

– Ты, что ли? – Он сделал нерешительный шаг вперед. – Ну да, это ты… Шон!

И он громко рассмеялся. Огромный кулачище правой руки разжался, и он протянул руку:

– Шон! Черт тебя подери, дружище! Шон!

Улыбаясь, они пожали друг другу руки.

– Давай проходи в палатку. Давай-давай, не стесняйся.

Едва они оказались внутри, Ян Пауль первым делом задал вопрос:

– А где Катрина? Где моя сестренка?

Улыбка мгновенно исчезла с лица Шона. Прежде чем ответить, он тяжело опустился на табуретку, плетенную из reimpje[50], и снял шляпу:

– Она умерла, Пауль. Уже четыре года, как ее нет с нами.

Выражение лица Яна Пауля медленно изменилось, стало холодным и жестким.

– Как это случилось? – спросил он.

«Что я могу ему сказать? – подумал Шон. – Что она покончила с собой? Почему? Этого никто и никогда не узнает».

– Лихорадка, – сказал он. – Лихорадка черной воды.

– И ты никому из нас не сообщил.

– Я не знал, где вас искать. Твои родители…

– Они тоже умерли, – резко прервал его Ян Пауль.

Он отвернулся от Шона и уставился в белую брезентовую стенку палатки. Оба молчали, предаваясь печальным воспоминаниям, тем более горьким оттого, что оба чувствовали свою совершенную беспомощность.

Наконец Шон встал и подошел к выходу.

– Дирк! – позвал он. – Иди сюда.

Мбежане подтолкнул мальчика вперед, тот приблизился к Шону и взял его за руку. Шон ввел его в палатку.

– Это сын Катрины, – сказал он.

Ян Пауль повернул к нему голову.

– Иди сюда, мальчик, – проговорил он.

Дирк робко подошел к незнакомому человеку. Ян Пауль неожиданно присел на корточки, и глаза его оказались на уровне глаз мальчика. Взял в обе ладони его лицо и внимательно посмотрел на ребенка.

– Да, – сказал он. – Очень похож. Глаза…

Он остановился и замолчал. Еще секунду смотрел в глаза Дирка.

– Гордись своим сыном, – сказал он и встал.

Шон жестом приказал сыну выйти, и Дирк облегченно выбежал туда, где его ждал Мбежане.

– И что теперь? – спросил Ян Пауль.

– Мне нужно пройти через ваши порядки на ту сторону фронта.

– Ты идешь к англичанам?

– Я англичанин, – ответил Шон.

Слегка нахмурившись, Ян Пауль подумал немного.

– Дашь слово не брать в руки оружия против нас? – спросил он.

– Нет, – ответил Шон.

Ян Пауль кивнул: иного ответа он и не ожидал.

– За мной был должок, – сказал он. – Я не забыл про того слона, помнишь? Считай, что я тебе больше ничего не должен.