Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

– Руфь… – снова начал было он, но она положила ладошку ему на губы, и Шон ощутил холод металла. Ему показалось, что от колечка веет таким же холодом, какой клещами охватил его сердце при мысли, что он потеряет ее навсегда.

– Нет, – прошептала она. – Поцелуй меня еще раз и отпусти.

Мбежане первый углядел чужаков и тихо сказал об этом Шону. Примерно милях в двадцати по флангу из-за складки ближайшего кряжа поднималось будто бы размытое облачко бурого дыма, столь неясное, что Шону пришлось секунду искать его взглядом. А заметив, повернулся и стал отчаянно высматривать, где бы спрятаться. Ближайшее укрытие оказалось далековато, в полумиле от них, – это был выход на поверхность земли горной породы, красноватого камня.

– В чем дело, Шон? – спросила Руфь, заметив его смятение.

– Пыль, – пояснил он. – Всадники скачут прямо к нам.

– Буры?

– Очень может быть.

– И что же нам делать?

– Ничего.

– Ничего?

– Когда они покажутся на том кряже, я поеду к ним. Постараюсь наболтать им что-нибудь такого, чтобы нас пропустили.

Он повернулся к Мбежане.

– Сейчас я поеду к ним, – сообщил он ему на зулусском. – Продолжайте двигаться дальше, но ты внимательно наблюдай за мной. Если я подниму руку, отпускайте вьючных лошадей и гоните. Я постараюсь задержать их как можно дольше, но как только подниму руку – значит, все, спасайтесь.

Он быстро отстегнул седельную сумку с золотом и отдал ее зулусу.

– Если с самого начала все пойдет хорошо, вы от них оторветесь и до ночи они вас не догонят. Доставь нкозикази, куда она скажет, а потом с Дирком возвращайся к моей матери в Ледибург.

Он снова посмотрел в сторону кряжа, и как раз вовремя: на нем появились двое всадников. Шон поднял к глазам висящий на груди бинокль: всадники стояли к нему боком, а головы повернули в его сторону, и ему удалось разобрать форму их шлемов. Он увидел, как поблескивает их снаряжение, прикинул размер лошадей, форму седел и закричал с облегчением:

– Это военные!

Словно в подтверждение этих слов, над кромкой кряжа появился весь отряд кавалеристов; две ровные шеренги двигались под весело развевающимися над лесом пик вымпелами.

Шон встал на стременах во весь рост и, размахивая шляпой над головой, галопом поскакал им навстречу. За ним с гиканьем и свистом помчал на лошади Дирк, и рядом с ним, громко смеясь, Руфь. Позади скакал, таща на поводу вьючных лошадей, Мбежане.

Не разделяя их энтузиазма, уланы стояли на месте и с бесстрастными лицами наблюдали за их приближением. Когда Шон подъехал, командующий ими офицер встретил его подозрительно.

– Кто вы такой, сэр? – задал он вопрос, но ответ, казалось, его интересовал гораздо меньше, чем бриджи Руфи и то, что под ними скрывается.

Пока Шон объяснял, кто он такой и все прочее, в нем все больше росла неприязнь к этому офицерику. Несмотря на то что гладкая, покрасневшая на солнце кожа и пышные рыжие усищи еще больше усиливали это чувство, главной причиной были его голубовато-белесые вытаращенные глазки. Возможно, они всегда у него были навыкате, хотя Шон в этом сильно сомневался. Смотрел он ими на Шона, только когда тот докладывал ему, что с бурами не имел никаких контактов, но это длилось недолго, потом его глазки снова принимались ощупывать фигуру Руфи.

– Мы не хотим вас больше задерживать, лейтенант, – пробормотал Шон и взялся за поводья, собираясь трогаться.

– До Тугелы еще десять миль, мистер Кортни. Гипотетически эта территория находится в руках буров, и, хотя мы вышли во фланг их главных сил, для вас гораздо безопасней будет, если вы пересечете порядки британцев под нашей защитой.

– Спасибо, лейтенант, но нет. Я хочу обойти обе армии и как можно скорее достичь Питермарицбурга.

Офицер пожал плечами:

– Вам виднее. Но если бы я оказался с женой и ребенком в вашем положении… – Он не закончил и, повернувшись в седле, собрался уже подать отряду команду к движению.

– Поехали, Руфь. – Шон поймал ее взгляд, но Руфь не двинулась с места.

– Я никуда с вами не еду, – безжизненным голосом сказала она, глядя в сторону.

– Не делай глупостей!

Он был так поражен, что голос его прозвучал несколько грубо, и в глазах ее загорелись огоньки гнева.

– Можно я поеду с вами? – резко спросила она офицера.

– Даже не знаю, мэм, – неуверенно промямлил тот и бросил быстрый взгляд на Шона. – Но если ваш муж…

– Он мне не муж. Я его почти не знаю, – быстро вставила она, не обращая внимания на протестующее восклицание Шона. – Мой муж служит в вашей армии. И я хочу, чтобы вы взяли меня с собой. Прошу вас…

– Ну, раз такое дело… Это совсем другой коленкор, – протянул офицер, но ленивое высокомерие его тона едва могло скрыть удовольствие, которое сулила перспектива побыть в обществе Руфи. – Буду счастлив сопровождать вас, мэм.

Понукая лошадь коленями, Руфь заставила ее встать рядом с лошадью офицера. В результате этого маленького маневра девушка оказалась лицом к лицу с Шоном, словно по другую сторону некоего барьера.

– Руфь, прошу тебя. Позволь мне поговорить с тобой. Всего несколько минут.

– Нет, – отрезала она безучастным голосом и с таким же безучастным лицом.

– Хотя бы просто попрощаться. – Он уже почти умолял ее.

– Мы уже попрощались.

Она перевела взгляд на Дирка и отвернулась.

Офицерик поднял сжатый кулак и повысил голос:

– Отряд! Внимание! Рысью, марш!

Его крупная лоснящаяся лошадь тронулась с места, и он злорадно ухмыльнулся Шону, на прощание иронично притронувшись двумя пальцами к козырьку шлема.

– Руфь!

Но она больше не смотрела на Шона. Во главе колонны военных, глядя прямо перед собой, вздернув носик и плотно сжав губки, которым так шла улыбка, она удалялась, и толстая черная коса ее подпрыгивала на спине в такт движению лошади.

– Не повезло тебе, парень! – прокричал кавалерист из последней шеренги, и отряд проехал мимо.

Сгорбившись в седле, Шон смотрел им вслед.

– Она еще вернется, папа? – спросил Дирк.

– Нет, сынок, больше она не вернется.

– А почему?

Но Шон не слышал вопроса. Он все смотрел, все ждал, что Руфь оглянется. Но тщетно, она вдруг пропала из виду, скрывшись за следующим изгибом местности, а через несколько секунд и весь отряд тоже. И осталась только безбрежная пустота земли и неба над головой – и столь же безбрежная пустота в душе.

Шон ехал впереди. За ним, отстав на десять ярдов, следовали Мбежане с Дирком: понимая, что сейчас Шон должен побыть один, зулус убедил мальчика не приближаться и не беспокоить отца. За все годы, которые Мбежане и Шон пробыли вместе, много раз они путешествовали этим порядком: Шон ехал впереди со своим стыдом или печалью, а Мбежане терпеливо двигался за ним следом, ожидая, когда распрямятся его плечи, поднимется вверх подбородок, перестанет висеть на груди голова.