Приключения обезьяны - Михаил Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо такое:
«20 октября 1926
Товарищ Зощенко!
Я обращаюсь к Вам с большой просьбой. Дело в том, что я военный моряк Черноморского Флота и в минуты досуга царапаю стихотворения и рассказы.
Я сам Москвич. Не так давно я был в Москве и заходил в ВАПП, где меня приняли очень радушно, взяли мои труды… и до сих пор ничего оттуда не слышу, несмотря на то, что обещали дать мне свой отзыв.
Чувствуя, что как раньше, так и сейчас очень трудно завоевать себе место в литературном мире, я посылаю Вам один и другой из своих рассказов и прошу Вас сообщить мне, заслуживает ли мое творчество внимания и есть ли у меня способности.
В случае благоприятного заключения, чувствуя, что самому мне не выбраться на дорогу, я прошу Вас протолкнуть его либо, или же в крайнем случае, самим купить у меня или рассказ целиком или тему его.
Я очень нуждаюсь в монете, и если Вы мне поможете, то я буду крайне благодарен Вам, так как знаю, что с Вашей подписью этот рассказ появится в печати. В дальнейшем, если эта комбинация подойдет Вам, я вышлю Вам остальные свои вещи, которых у меня довольно много.
Короче говоря, я Вам рассказы или темы их, Вы разрабатываете их – Ваша подпись, а мне часть гонорара.
Известность и имя мне не нужны – нужны только деньги.
Прошу Вас сообщить мне ответ по адресу: гор. Севастополь…
Надеюсь, Вы меня поймете и поможете мне.
С морским приветом…»
На это письмо я ответил довольно резко. Я написал, что литература не парусина и не мармелад и нельзя так ею торговать, и что я, несмотря на заманчивое предложение, решительно отказываюсь от подобной комбинации.
Это не помешало автору через полгода снова обратиться ко мне примерно с такой же просьбой.
И возможно, что в настоящее время человек, в силу своего энергичного характера, уже выбился в люди.
Лирические стихи получены от неизвестной женщины. Сначала она писала мне прозаические письма, но потом ударилась в поэзию. А еще А. С. Пушкин про поэзию сказал довольно определенно: «Поэзия, прости господи, должна быть глуповата».
И действительно.
«30 октября
Простите ль Вы меня за то,
Что часто так я Вам надоедаю…
Но разрешите ль мне сказать одно,
Что день и ночь о Вас мечтаю.
С тех пор как я читаю Вас,
Спокойствие души я потеряла,
Все только лишь о Вас мечтала,
И видеть Вас – Мечта моя.
Простите ль Вы меня за то,
Что обращаюсь к Вам стихами,
Но только в них сказать могу я,
Что на душе… а впрочем, нет…
Поймите сами —
Меня Вы строго не судите…
Стихи сама я сочиняла…
2-го на спектакль придите…
Об этом дне – давно мечтала.
Простите за мое стихоплетство, но иногда на меня находит такое состояние, что мне обязательно надо что-нибудь сочинять… Я знаю, что мои стихи недостойны, может быть, Вашего внимания, но я ужасно хочу, чтобы Вы их прочитали.
Я их писала даже без черновика и прямо экспромтом.
Зина.
P. S. Я южанка, а потому…»
Письмо это было послано на имя редактора «Красной газеты». Но так как письмо касается, главным образом, меня, то мне его и передали с просьбой ответить автору.
Однако я не ответил, имея в виду параграф 14-й этого письма.
«Гор. Сталинград на Волге 1927 года июня 25 дня
Уважаемый товарищ редактор!
При этом письме я очень в застенчивом состоянии, в смущении и в неловкости вздумал Вас «посмешить», посылая свои «произведения», и этим самым услышать критику Вашего слова по этому вопросу.
Что делать, товарищ, как сказать, с чем черт не шутит, а иногда и взаправду в натуре выходит.
Так вот и я в этом смысле тоже вляпался, вздумал ни с того, ни с сего сделаться «писателем» (скорее всего, думаю, бумагомарателем) и к своему не то удовольствию, не то курам на смех написал эти 4 рассказика, но как они сами по себе построены, т. е. написаны, я и не могу себе представить, так как около меня такого человека, который мог бы раскритиковать мои начинания в писательстве, – нет, да и к тому же я только что начинаю в этой отрасли проявлять свою работу.
Нужно и даже считаю необходимым указать на то, что я журналистикой и вообще как и газетной работой очень интересуюсь и желаю всеми силами, какие у меня имеются, тоже встать в ряды работников газетного и журнального дела, в частности, эмористиков, но, к величайшему сожалению, нет около меня (хотя не около меня непосредственно), но даже и вообще такого человека, который мог бы дать свои конкретные советы, направления и товарищеские серьезные указания в той отрасли работы, в которой я желаю работать и уложить в нее имеющиеся у меня силы, желания и немногие познания и т. д.
Итак, уважаемый товарищ редактор, дальше считаю смелость сказать о том, что я много и много задумывался над тем, как и почему и с чего пишутся большие и маленькие рассказы того или иного направления, в частности, эмористические, и я долго не мог этого понять, хотя много раз старался писать и в результате ничего не получалось, и перо снова ложилось обратно на свое место.
И только случайно приобретя у киосника книжку Михаила Зощенко, я очень много смеялся, но не только смеялся сам, но и заражал смехом и многих других слушателей, которым я читал рассказы Мих. Зощенко вслух, я все же не мог понять того, откуда же именно берется материал для рассказа, и все-таки я сам решил так, что это делается при наличии имеющегося материала какого-либо или личного наблюдения.
Так это предположение как раз к моему великому удовольствию и подтвердилось следующим образом.
Купив однажды следующий выпуск книжки Мих. Зощенко (я читаю исключительно все произведения Мих. Зощенко), я вычитал на первых страницах предисловие самого автора, где он пишет, что все появившиеся его рассказы основаны на газетных заметках, письмах рабкоров и документах. Вот тут только я в полной детали смог вполне понять всю сущность писательского навыка и, самое главное, искусства.
И в конце концов я решил попытаться удачи в этом деле, т. е. в работе моего желания, и избрал пока что руководством для моих рассказов «Рабочую газету», личные наблюдения и различные случаи, случившиеся со мной. При этом избрав технику писательского искусства Михаила Зощенко, так как читавший других подобных эмористов, таковые меня не удовлетворили несмотря на то, что у меня в наличии имеется смех, вызываемый при одном странном слове у Мих. Зощенко.