Любовь красного цвета - Салли Боумен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А в чем дело? Я ничего не слышу.
– Не ври, все ты слышишь. Вот… Вот… – Лицо Стара застыло подобно гипсовой маске. – Что-то движется. Я ясно слышу: что-то шевелится. Это там, у кровати…
Паскаль отлично слышал этот шум, который доносился сверху, скорее всего с крыши. Он снова взял фотоаппарат на изготовку и сделал шаг вперед. Стар с лицом, исказившимся от ужаса, вжался спиной в стену. Из его горла вырвался тонкий сдавленный хрип, точно его душили. Время для Паскаля будто замерло, но затем понеслось со скоростью курьерского поезда. «Еще один звук, и он начнет пальбу», – мелькнуло у него в мозгу.
– Она вернулась. Моя мать вернулась. Она… Мне нужно было вымыться. Хотел ведь вымыться. А теперь она почует запах крови. Она здесь… – Безумный взгляд человека с пистолетом в руке метался от Джини к кровати и обратно.
– А ну-ка, ты… – Он грубо пнул ее. – Посмотри, что там в постели. Откинь покрывало. Да-да, розовое. Господи Иисусе, оно шевелится! Провалиться мне на месте, шевелится!..
«Пора», – решился Паскаль, когда Джини, не чувствуя больше на плече цепких пальцев Стара, быстро поднялась с пола. Пока она шла к кровати, Паскаль двигался вперед. Полметра, метр… Стар по-прежнему стоял, словно прилипнув спиной к стене. Его белые губы дрожали, он весь дрожал с головы до ног. Пистолет в его руке прыгал вверх-вниз. Рот был открыт в немом крике. Наверху что-то размеренно загромыхало, послышался скрежет. Джини, потянув покрывало за край, тихо охнула: – О Боже…
И за долю секунды до того, как Стар нажал на спусковой крючок, Паскаль привел в действие вспышку.
Комнатка мгновенно наполнилась светом и грохотом. Казалось, что рушатся ее стены. Паскаль, набычившись, нырнул вперед. Он почувствовал, как его правое плечо протаранило грудную клетку Стара. Тот начал палить из пистолета еще до того, как Паскаль совершил свой бросок, и продолжал стрелять, уже когда падал. У Паскаля едва не лопались барабанные перепонки от оглушительных выстрелов и жуткого воя Стара. Не верилось, что так может кричать человек. Когда Стар упал, Паскаль ловким пинком выбил из его руки пистолет, и тот взвыл еще громче. Воздух наполнился свинцом – пистолет, выбитый из кисти Стара, дал прощальную очередь. Со звоном посыпалось простреленное стекло. Однако Стар еще не был повержен. Приподнявшись, он ударил Паскаля кулаком в зубы.
Паскаль попытался крикнуть Джини, чтобы она скорее уходила отсюда. Он не видел ее, не знал, что с ней. Она могла быть ранена. Однако крик застрял у Паскаля в горле – Стар обрушил на него новый удар и вцепился ему в глотку. Фотограф чувствовал, как жесткие пальцы давят ему на сонную артерию. Еще десять секунд – и он потеряет сознание. Из последних сил Паскаль ударил Стара коленом в пах. По-звериному хрюкнув от боли, тот обмяк. Хватка жестких пальцев ослабла. Второй удар тоже получился хорошим – в шею. Стар отлетел в сторону, но уже через секунду снова бульдожьей хваткой вцепился в противника.
В пылу борьбы они врезались в облепленную картинками стену, повалили кресло, смели с пути один из шатких столиков, которыми была заставлена вся квартира, и наконец повалились на пол. Для Паскаля падение оказалось крайне неудачным – падая, он подвернул ногу, чем не замедлил воспользоваться Стар. Пружинисто вскочив на ноги, он изо всех сил несколько раз пнул врага, распростертого на полу. Паскаль почувствовал, как резкая боль пронзила его руку и бок. У него потемнело в глазах, но тем не менее он нашел в себе силы встать на колени. Розовая спальня плыла и качалась перед его глазами. И тут раздался женский голос, который поначалу показался ему незнакомым:
– Только тронь его еще раз – и ты мертвец.
Внутри Паскаля все содрогнулось от отчаяния. «Боже милосердный, – колоколом загудело в его голове. – Бедная моя Джини…» Он пытался встать на ноги, но этому мешала боль, сковавшая правую руку. Кажется, она была сломана. Происходящее становилось похожим на кадры замедленной съемки, причем кино это было Паскалю хорошо известно: он абсолютно достоверно знал, что случится в следующий момент. Стар внезапно посерьезнел и сосредоточился. На его губах заиграла ленивая улыбка.
– Милая, – протянул он сладким голосом, – ну что же ты медлишь? Стреляй, не бойся. Ты все равно ничего мне не сделаешь. Карты однозначно сказали мне: ты промахнешься.
«А ведь верно, промахнется», – эта мысль вплыла в мозг Паскаля на волнах нестерпимой боли. Для такой уверенности не требовалось быть провидцем. Джини, всю жизнь ненавидевшая оружие, совершенно не умела держать пистолет.
«Беретту» надо было держать обеими руками. Однако Джини держала пистолет так, как может держать оружие только женщина, – хуже не придумаешь. Она, упершись задом в спинку кровати, держала пистолет в вытянутой руке. От тяжести пистолета и страха женская рука дрожала, и ствол выписывал в воздухе «восьмерки». Джини застыла от напряжения, ее глаза были устрашающе неподвижны, а лицо белым как снег. Стар сделал осторожный шаг вперед. Она вздрогнула. Откуда-то издалека до слуха Паскаля донеслись звуки: шаги, отдаваемые вполголоса команды. Воздух сгущался, как перед грозой. «Молодцы, только опоздали немножко», – отрешенно подумал он, будто сейчас решалась вовсе не его судьба, а судьба какого-то другого человека. Паскаль снова попытался встать на ноги. Стар сделал еще шаг вперед. Его лицо излучало теперь уверенность. Эта уверенность струилась от него, как тепло от раскаленной спирали.
– Ах ты, дырка грязная, – заговорил он тихим, почти задушевным голосом. – Знаешь, что я сейчас сделаю? То, что раньше не доделал. А дружок твой сраный посмотрит. Узнаете у меня сейчас, почем фунт лиха. Оба узнаете. Но особенно ты, потому что, когда я кончу, ты пожалеешь, что родилась на свет. Мозги из тебя вышибу! На колени, сволочь! Отдай пистолет, сука!
Прижавшись к спинке кровати, Джини с остановившимся сердцем смотрела, как он приближается к ней. Стар прошел три метра. Эти несколько мгновений показались ей вечностью. Она ясно видела все до мельчайших деталей: эту разгромленную комнату, сломанную руку Паскаля, кровь, струившуюся по его помертвевшему лицу. Он все пытался встать на ноги, а Стар подходил к ней все ближе и ближе с противной улыбкой на мокрых губах. Эти мокрые губы так не вязались с его божественным ликом…
В голове ее запищал тоненький голосок. Он втолковывал ей, что Паскаль не успеет встать, не успеет защитить ее. И никто не ворвется сейчас в розовую спальню сквозь окна и дверь. Помощи ждать было неоткуда. Таким образом, можно было считать, что здесь остаются только двое: она и приближающаяся к ней зловещая тень, отдаленно похожая на человека. Да еще этот тяжелый пистолет в ее руке, в котором патроны на исходе, если уже не кончились. А это значило, что у нее нет права на промах.
Стар между тем все шел к ней, изрыгая в ее адрес ругательства одно ужаснее другого. Неизвестно, чем бы это закончилось, однако он допустил одну маленькую ошибку. Проходя мимо Паскаля, Стар пнул его ногой. И тогда все стало предельно легко и просто. Джини положила палец на спусковой крючок. Сейчас она была уже далеко отсюда – она стояла на мосту в Амстердаме, ощущая, как все ее существо наполняется чудодейственной, непобедимой силой. Это была великая женская сила – сила, заключавшаяся в матери Аннеки, сила, дремавшая до поры в самой Джини. Эта сила помогала превозмочь все, включая панический страх и жалость. И потому, когда Стар был уже в полутора метрах от нее, Джини выстрелила. Пистолет подпрыгнул в ее руке.