Джевдет-бей и сыновья - Орхан Памук

Постояв немного рядом с Ремзи, Айше отошла в сторонку. «Они разговаривают, не буду мешать». Сзади раздался смешок. «Куда теперь? А, вот бухгалтер Садык-бей и его семья. Что это они забились в уголок?» Она посмотрела на них и улыбнулась, желая показать, как их любит, потом увидела незнакомого маленького мальчика и все с той улыбкой на губах подошла к нему и нагнулась, чтобы поцеловать. Рядом послышался шорох платья.

— А, Кадрийе-ханым, это ваш?

— Да, вырос, не правда ли?

— Но ему, наверное, здесь скучно?

— Нет, милая, не скучно. Просто шума испугался. Я тебе кое-что хочу сказать. Ты с каждым днем становишься все больше похожей на свою маму!

— Правда?

— Конечно! Мне раньше казалось, что ты будешь похожа на отца, но… Вот и прищуриваешься ты точно так же! Сколько тебе сейчас?

— Девятнадцать, — сказала Айше, сделала вид, что ей нужно куда-то спешить, и отошла от Кадрийе-ханым, чувствуя, как та смотрит ей вслед.

«Кадрийе — ханым… Жена знаменитого женского врача Агах-бея». Айше была знакома с их старшими сыновьями. Подумав об этой семье, сказала себе: «И мы будем такими же, как они! К тому же у нас будет гораздо больше возможностей для хорошей жизни». Осман однажды сказал, что этот брак — большое благо для двух компаний. «Наш дом!» Она попыталась представить свою будущую квартиру, и, как обычно, перед глазами у нее стали проплывать комнаты, которые она видела в других счастливых домах. Потом подошла к Саит-бею и Нермин. Там же была и Атийе-ханым. Саит-бей рассказывал о своей собаке. При виде Айше они на мгновение замолчали, потом Атийе-ханым сказала, что на ней очень красивое платье, и разговор о собаке возобновился. «А будет ли в моем доме собака?» — спросила себя Айше, но решила, что ей эта идея не нравится. Да и Ремзи не такой человек, чтобы терпеть своевольно разгуливающее по дому животное. «А какой он человек? Хороший, щедрый, добрый, джентльмен…» Можно было, наверное, подобрать еще какие-нибудь слова, но сейчас они не приходили в голову Услышав, что Саит-бей начал говорить о войне, Айше отошла и от них.

Еще не успев подумать, гуда пойти теперь, она увидела Рефика и погрустнела. «Почему он стал таким? Почему мой брат теперь такой тихий, задумчивый, печальный? — думала Айше, направляясь к Рефику. — Раньше он был другим. Раньше я все время грустила и хмурилась, а он был веселым. Пытался меня развеселить, в шутку дергал за косички, посмеивался надо мной — но не обидно». Подойдя к брату, Айше села рядом.

— Как чувствует себя Перихан?

— У нее жар. Совсем обессилела. Грипп…

— Хоть бы девочку с собой взял! — сказала Ниган-ханым.

— Побоялись, что замерзнет.

— Да ничего бы не случилось! — Ниган-ханым обвела взглядом всех своих детей: — Я вас с полугода выносила на улицу в любой холод!

— О, вся семья в сборе? — сказал, подходя к ним, Саит-бей. Видимо, уже высказал все свои соображения по поводу войны.

— Ах, Джевдет-бей! — прошептала Ниган-ханым и покачала головой, глядя на фотографию на стене. — Присаживайтесь к нам, Саит-бей. Вы хорошо знали моего покойного мужа. В вашем особняке, в особняке Недим-паши мы…

— Лучше всех Джевдет-бея знал Фуат-бей. Пусть он расскажет! — Саит-бей подошел к Фуат-бею, по-прежнему беседующему с Семих-беем, и что-то ему сказал. Тот улыбнулся, медленно приблизился к Ниган-ханым и сел рядом с ней.

Ниган-ханым попросила Фуат-бея рассказать что-нибудь о покойном муже. По дому, по всем его комнатам волнами растекался неумолчный гул голосов. Фуат-бей рассказал о том, как познакомился с Джевдет-беем, когда приехал из Салоник в Стамбул, чтобы открыть здесь лавку, потом стал что-то хрипло бормотать себе под нос, пытаясь вспомнить, в каком году это было.

Айше тихо встала, подошла к Ремзи, который все еще говорил со своим приятелем, и неожиданно спросила:

— Ну-ка, скажите, о чем вы разговариваете?

Молодые люди улыбнулись. Приятель Ремзи что-то сказал, Айше рассмеялась и направилась к буфету. «Фарфор… Тетушки, старый особняк… Сегодня я была помолвлена. А сейчас прохаживаюсь по нашей большой гостиной. Мне девятнадцать лет. Прислушиваюсь к разговорам, смотрю, как все веселятся. Слушаю, как растекается по дому гул голосов. Как славно! Куда теперь пойти? На кухню! Там мои милые Эмине-ханым и Йылмаз… Ой, как здесь тихо!»

— Смотри-ка, снова к нам заглянула! — удивилась Эмине-ханым.

— Дай, думаю, посмотрю, чем вы тут занимаетесь.

— Только что поставили кадаиф в духовку, — сказал Йылмаз.

«Надо же, заговорил!» — подумала Айше. Вспомнила повара Нури, потом отца, потом Джезми. Чтобы не стоять просто так, открыла холодильник и выпила воды. Пока пила, читала лежавшую на холодильнике газету. Допив, поставила стакан рядом с кувшином. Вышла из кухни, но не пошла на лестницу, а заглянула в узкий темный коридор. Здесь ее терпеливо поджидали, чтобы напомнить о детстве, запахи из прачечной, комнаты горничной и уборной. Вдохнув их, Айше прошептала: «Зернышко!.. Ладушки-ладушки… Путешествия, поездки в Европу, развлечения…» Вернулась на лестницу и пошла наверх. «Дом, вещи, комнаты, дети, годы, фотографии, ковры, шторы, гул голосов… Как хорошо! Здесь все то же: суматоха, разговоры, веселье! Жизнь! Куда бы теперь пойти?»

Фуат-бей вспомнил, в каком году познакомился с Джевдетом, и перешел к последующим событиям. Рассказал о младотурецкой революции, о том, как после нее оживилась деловая жизнь, и о том, как много работал в эти годы Джевдет-бей. Рефик внимательно слушал эти рассказы, которые не раз слышал от Фуат-бея еще при жизни отца, и пытался извлечь урок из услышанного. Он знал, что в последнее время приобрел привычку, свойственную тем, кто испытывает чувство вины: сравнивать свою жизнь с жизнью других людей, стараясь выяснить, где совершил ошибку, и извлечь из чужой жизни уроки, чтобы не совершать ошибок впредь. Причем, как правило, делал он это совершено безотчетно. Когда Фуат-бей сказал, что Джевдет-бей был одним из немногих, кому, не будучи масоном, удалось после революции наладить хорошие отношения с младотурками из общества «Единение и Прогресс», Рефик сначала подумал, что отец по сравнению с ним был гораздо более решительным человеком и всегда знал, что нужно делать, потом понял, что снова пытается извлечь из рассказа нечто поучительное, рассердился на себя и вспомнил о Перихан. Захотелось уйти домой. Однако с места он не встал, потому что Фуат-бей, поняв, что его слушает не столько Ниган-ханым, сколько Рефик, обращался главным образом к нему.

Рассказ Фуат-бея был прерван Атийе-ханым, которая захотела их сфотографировать. Все собрались вокруг Ниган-ханым. После того как было снято несколько кадров, Рефик покинул гостиную и, быстро взобравшись вверх по лестнице, зашел в кабинет. Он ощущал какое-то нетерпеливое ожидание, словно, переезжая в Джихангир, забыл здесь какую-то важную книгу, в которой наконец найдет ответ на мучающие его вопросы. Но стоило переступить порог, как это чувство исчезло, и на смену ему вернулись привычные угрызения совести. «Я до сих пор не принял никакого решения!» — подумал он и понял, что ничего на полках не найдет. Там, где раньше были книги, теперь стояли банки с вареньем и бутылки. На столе лежал школьный учебник арифметики и хрестоматия турецкой литературы. «Нехорошо, что я до сих пор здесь, а Перихан там одна!» Перихан, впрочем, говорила ему, чтобы возвращался домой поздно и веселился, а не думал о ней. «Поеду домой. К чему впустую тратить время?» Испугавшись погрузиться в воспоминания о тех годах, когда он здесь работал, читал и играл покер, Рефик поспешно вышел из кабинета и, провожаемый тиканьем часов, спустился вниз. «Только бы Айше не расстроилась!» — думал он, входя в шумную гостиную. Пытаясь отыскать Айше, столкнулся с кем-то незнакомым, поздоровался, потом увидел Гюлер-ханым и почувствовал раздражение. «Перихан там одна!» — снова пробормотал он себе под нос. Хотелось на что-нибудь разозлиться. Он еще раз краем глаза взглянул в сторону Гюлер и увидел, что та смотрит на него с сочувственным видом. «Все, ухожу. Где же эта Айше?» Тут он заметил, что Саит Недим покинул общество своей сестры и направляется к нему. По его лицу было видно, что ему хочется что-то сказать, так что Рефику пришлось остаться на месте.