Кетополис. Книга 1. Киты и броненосцы - Грэй Ф. Грин

Актриска — любовница морского офицера, избитая последним до синяков и выброшенная в ночи на улицу, торопилась на последний трамвай. Не опаздывай она и не вздумай срезать путь, перемахнув через бульварную оградку, ничего бы не произошло. Но вагоновожатый в последний раз прокричал об отправке, турнюр зацепился за литой лепесток, и дешевая ткань треснула, обнажая несвежие панталоны. Дамочка взвизгнула, попыталась прикрыться, но лишь отодрала юбку напрочь и осталась посреди пустой улицы в нижнем белье. Тут-то ей на глаза и попалась гравировка на латуни, а монотонное пение обнадежило, подсказав, что мастерская еще работает. Красотка ввалилась в дом, отпихнула дворецкого и громко потребовала пришить юбку на место. Аннет немедля усадила клиентку на стул, отобрав у той платье, и принялась метать шов. И опять бы ничего не произошло, если бы Лидия не спустилась вниз и не увидела гостью.

— Госпожа, тут мадам ожидает заказ, — довольно щурилась Аннет, а Лидия безразлично кивала.

— Мадам сейчас начнет здорово злиться, скорее давай — не болтай много! — завизжала неудачливая авантюристка.

— Да, да… У мадам такая талия. Прелесть, что за талия! — залебезила Аннет.

— Талия? Можно на дюйм тоньше! На два! — Лидия повернулась, чтобы уйти, но заказчица услышала и немедля возмутилась. Она не без оснований полагала, что всего три-четыре девицы на весь город могут похвастать подобным изяществом — не зря уксусные настои употреблялись ей ежеутренне.

— Что? На два дюйма! Глупости какие! Да у меня самый маленький размер корсета и утянута я на все пластинки! На все! Даже килька — Ави из кордебалета — шнурует на дырочку больше.

— Можно, — Лидия вздохнула и поставила ногу на первую ступеньку. — Всего с полчаса работы.

— Как, хотелось бы знать? — Красотка вскочила со стула и бросилась вслед за Лидией. — Погодите! Как? Если сделаете — прилично заплачу.

— Не спрашивай, голубушка. Ну-ка… — Лидия повернулась, провела ладонями по спине и бокам девицы, чуть сжала. — На дюйм сделаю, на пару негоже — болеть будешь.

— Делай на два! — закричала девица, предвкушая, как станут завидовать подруги.

— Твоя воля! Терпеть боль сумеешь?

— За лишних два дюйма? Конечно! — Девица вдруг поникла, вспомнив, как обжигает нутро крепкий уксусный раствор и как порой невозможно дышать от врезавшейся в ребра шнуровки.

— Аннет, китовый ус есть? — Лидия вернулась в мастерскую.

— Есть, на корсеты куплено, — Аннет протянула хозяйке корзину. На плетеном дне, свернутые в тугую спираль, тускло поблескивали жесткие прутья.

Девица оказалась терпеливой, только кусала жгут и плакала, даже не вырывалась, когда острый конец уса вгрызался в тело.

— Ничего. Терпи. У меня быстро срастается — раз и все… Терпи! У меня скоренько приживется. Я хорошо делаю… Хорошооо… — шептала Лидия. Темные глаза, огромные словно блюдца, невидяще блуждали по ошеломленным лицам белошвеек.

— Я знаю, кто ты. — Актриска лежала на дощатом полу и смотрела, как юбки Лидии метут крошево ребер и обломки китового уса. — Ты — перекройщица? Да?

Лидия не ответила. На заре девица ушла. Ушла сама, слегка охая и держась за распухшие бока. А уже в полдень к модистке постучали. Аннет, насмерть испуганная после случившегося, отпихнула дворецкого от щеколды и охнула. На крыльце топталась недавняя посетительница под ручку с усатым мужчиной в форме. Когда в ладонь Аннет легла крупная купюра, та испугалась еще пуще. Будучи женщиной прозорливой, Аннет сообразила, что девица не сумеет удержать язык за зубами, и теперь поток желающих «подправить» себя хлынет в дом. Все бы ничего, к тому же доход от такого перекроя куда больше, чем от шитья сорочек, да только дело это опасное и подсудное. Знала Аннет, что за перекрой полагается тюрьма, знала и то, что мастеров кромсать человеческую плоть, чтобы вживить в нее разное, боятся и не любят. А еще знала Аннет, что нет у них иного выхода и что теперь Лидию не удержать.

— Матушка, голубушка, не надо, а? — молила Аннет, когда Лидия, услышав голоса очередных визитеров, натягивала чепец. — Обойдутся! А денег хватит, дом продадим, сами переберемся в гостиничку.

— Цыц! Не твоего ума дело! — Лидия торопливо терла ладони над рукомойником. — Кто там пришел?

* * *

— Кто там пришел? — вдова потерла опухшие лодыжки, поднялась с кресла.

— Да кто ж еще? Опять эти… — Аннет презрительно поджала губы.

«Шампанского хочу! И в оперу!» — Женский визг прорвался сквозь закрытые ставни.

Прокряхтели мимо рессоры наемного экипажа. «Какая опера, милочка? Десять утра», — раздраженно ответил мужской голос. И точно в подтверждение сказанному загудело над Слободой бесстрастное «бооооммммм… оммммм» и захлебнулось безмолвием. Скрипнули петли входной двери. Механический дворецкий, сопровождаемый гостем, въехал в мастерскую. Черный дым змеился над полом.

— Жестянку все никак не смените. Чадит… Тьфу ты! — Гость густо кашлянул. — Что, не признали?

Обветренное лицо вошедшего походило на маску, да и сам он больше напоминал пробкового болвана, из тех, что десятками пылились на полках и торчали в давно ненужной витрине.

— Ты? Говори, зачем пожаловал? — Лидия сжала губы в тонкую ниточку, нервно затеребила ленты чепца.

— Хе, вспомнила, мать, — гость сморкнулся в ладонь и вытер пальцы об отрез шерсти, разложенный на столе. — Думал, что у тебя совсем трюм потек или каракатицы тебя оприходовали, а ты ничего еще — барахтаешься.

— Не мать я тебе. Чего надобно?

— Волну не гони — дело есть. Не разучилась животы кромсать? Мне многого не требуется — за час справишься. И еще часа три у тебя отлежаться придется, не обессудь, мамаша.

— Говори.

Лидия скупо цедила слова. Щеки ее побелели, а пальцы шарили по поясу в поисках кисета.

— Не шемонай попусту, мать. Вон табачок твой, на кресле валяется. Потом посмолишь. — Краснолицый откашлялся, харкнул на пол. Тут же загудел дворецкий, подъехал к плевку, втянул жижу в металлическое чрево. — А сейчас слушай сюда. Фасад мне надо сменить. Так, чтобы ни свои, ни чужие не признали. Осилишь?

— Да, — выдавила Лидия и повернулась к застывшей у окна Аннет: — Сходи-ка наверх, посмотри, как там…

— А ты, значит, все по-старому промышляешь, нижних облизываешь. Да ладно, не дергайся. В прошлый раз сфордевинделись и в этот раз сумеем. Только не затягивай, а то джину я мало прихватил, а на старых дрожжах далеко не уеду.

Лидия Ван-дер-Ваальс недобро прищурилась. Оглядела гостя с головы до ног. Коренастая, массивная фигура с тяжелым торсом и несуразно большими руками, почти квадратная голова, вывороченный нос и торчащие уши. Лидия потянулась пальцами к рябому лицу, коснулась подушечками кожи, побледнела, задышала часто… знакомо… страшно…

— Я хорошо сделаю. У меня приживается… Все приживается, только потерпи… Я хорошо… Как надо. Ложись на стол-то. Терпи.