Джордж Оруэлл. Неприступная душа - Вячеслав Недошивин

Что же в конце концов выяснил Эш? Во-первых, то, что отдел этот был полусекретным, но, в отличие от известной нам МИ-6, само существование его отрицалось. Кроме того, хоть департамент и значился в официальных списках МИДа, отнюдь не все сотрудники его были включены в них. Выяснилось, что бо́льшая часть финансирования отдела шла по тайному «раскладу», без парламентского контроля. Во внутреннем же описании МИДа с 1951 года сказано однозначно: «Следует отметить, что название этого отдела предназначено для маскировки истинной природы его деятельности, которая должна оставаться строго конфиденциальной». Истинная природа его, пишет Эш, заключалась в сборе и обобщении информации о советских и коммунистических «преступлениях» с тем, чтобы потом распространять ее среди дружественных журналистов, политиков и профсоюзных деятелей и поддерживать их публикации финансово. Так зарождался, если угодно, согласованный, чтобы не сказать – приказной, международный «пиар» СМИ, истинное бедствие уже нашего столетия.

Эш пишет, что отдел был особо заинтересован в авторах с хорошей, но «левой репутацией». Уважаемый Бертран Рассел, например, написал для отдела не какой-то там «список» – две брошюры «Что такое свобода?» и «Что такое демократия?». По воспоминаниям ветеранов отдела, некоторые писатели, такие как Рассел, «прекрасно знали», что издатели, предложившие им написать эти книги, поддерживались этим «полусекретным» отделом, а другие, как философ Брайан Маги, напротив, возмущались, узнав впоследствии, из каких источников финансировался их труд. В общем, картина, пишет Эш, знакомая по известным эпизодам холодной войны, таким как издание на деньги ЦРУ журнала Encounter или финансирование радиостанции Free Europe. Эш пишет и о «давлении», которое оказывал отдел Селии на «Би-би-си» (выбирают не те слова в характеристике советского государства), об «антикоммунистической гласности», к которой призывал министр иностранных дел, о «выявлении коммунистически настроенных деятелей» в рядах самых, казалось бы, свободных СМИ.

«Нетрудно представить, – иронизирует Эш по поводу отдела Селии, – как в одном из кабинетов знаменитого комплекса зданий Carlton-house-terrace сидит Роберт Конквест и скрупулезно собирает и просеивает информацию о политике Восточной Европы. В другом кабинете участник Второй мировой войны, политконсультант исполнительной власти или МИ-6, тут же готовит менее скрупулезную, но реальную операцию. По соседству можно встретить очаровательного профессионального дипломата Гая Бёрджесса, который на протяжении трех месяцев работал здесь и, будучи реально советским агентом, сообщал обо всем своим начальникам в Москве». Зато без всякой уже иронии Эш пишет, что к концу 1950-х годов, когда холодная война с коммунизмом была в самом разгаре, «белая пропаганда» ранних лет отдела сменилась на «серую» и просто «черную». Ровно так, как предписывала одна из секретных программ Совета национальной безопасности США, принятая еще в год смерти Оруэлла, в 1950-м. «Успех этой программы полностью зависит от того, насколько наше правительство, американский народ и все свободные народы, сумеют признать, что холодная война – это на самом деле настоящая война», – говорилось в ней. Документ признавал право проводить «любые тайные действия, связанные с пропагандой, экономической войной, активными действиями – саботажем, антисаботажем, подрывной деятельностью против враждебных государств: помощь нелегальным движениям сопротивления, партизанам и освободительным группам в изгнании и поддержка местных антикоммунистических элементов». К этому времени департамент Селии уже прочно имел, пишет Эш, «репутацию “отдела грязных трюков”, который занимался инсценировкой убийств, рассылкой ложных телеграмм, подсыпанием на стульчаки в туалетах порошков, вызывающих зуд, и других подобных “шалостей” времен холодной войны… Упоминания о них вряд ли можно отыскать ныне в папках МИДа, даже если разведка обнародует их».

С «героев» списка Оруэлла, как известно, не упало ни волосинки. Иначе сложилась судьба тех, кого «выдал» властям Михаил Кольцов. «Среди них, – пишет племянник Кольцова М.Ефимов, – русские и испанцы, французы и американцы, писатели и генералы, послы и секретарши, министры и артисты». Но все равно – всё похоже на всё. И если Ричард Рис назвал Оруэлла «беглецом из лагеря победителей», то про Кольцова поэт Сельвинский скажет слова показательные: «Он из тех, кто всегда спешит на помощь победителю…» Не похоже? Похоже, даже обоюдное «двоемыслие» из последнего романа Оруэлла. Жившие на Западе антикоммунисты догадывались, а иногда и знали: их «белые одежды» местами были отнюдь не белыми. А все сбившиеся после войны в соцлагерь едва ли не так же догадывались и даже знали про себя, что живут совсем не той жизнью, которую хвалят с амвонов. И что же? Является некто, свободный и смелый, с горячим сердцем и честной душой, и прямо заявляет: вы, господа, лицемеры. Политические лицемеры. Разумеется, это не понравилось ни тем, ни другим. Отсюда, если хотите, родился шквал обвинений Оруэлла с обеих сторон. Он «blow the whistle» – стучат, шипят на сленге британские «обличители» его. Он, вторят наши, доносчик и ябедник. Двоемыслие и тех, и других так сблизило противников его, что у них ныне почти одно лицо.

Знание и… понимание друг друга. И людей – и противоборствующих идей. Это, конечно, большая и отдельная тема: она замешана на менталитете, философии, психологии, родовых традициях и много на чем еще. Но если говорить о романе «1984», то он показал, что знания людские отнюдь не равны пониманию. У Олдоса Хаксли я даже обнаружил статью, которая так и называется – «Знание и понимание». Хаксли напишет ее в 1956 году и, по сути, раскроет другой лозунг выдуманного мира романа «1984»: «Незнание – это сила»…

«Никто не может почувствовать боль или горе, радость или голод другого человека», – пишет в ней Хаксли. Знать – может, а вот почувствовать – нет! Даже «знание о понимании – не то же, что само понимание». Понять счастье в книге о счастье нельзя, равно как не понять состояние ужаса, прочитав о нем. «Величайший парадокс нашей жизни, – утверждает Хаксли, – состоит в том, что для того, чтобы понять что-то, мы должны сначала обременить себя всем интеллектуальным и эмоциональным багажом, но он как раз и служит препятствием к пониманию…» Занятно, не правда ли?..

Да, Оруэлл в романе изобразил жесточайшую диктатуру, тоталитарное общество, несущее в себе знакомые черты как «реального социализма» СССР, так и фашистской Германии. Но понимал ли он весь тот реальный «госужас», который пережили люди?.. Я лично, родившись, как и герой Оруэлла Уинстон Смит, в 1945-м, прожив восемь лет при Сталине, пережил потом, получается, шесть «Больших Братьев»: Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева и Ельцина. Я ни разу не видел у нас ни неистовых «двухминуток ненависти», ни ежемесячных публичных «казней на площадях», ни «телескринов», наблюдавших за каждым живущим, и хотя детская организация «Сыщиков» из романа «1984» еще напоминала наших «пионеров», то такой организации, как Молодежная Антисексуальная Лига, нельзя было вообразить в принципе. Всё в романе писателя было похоже и не похоже и на СССР, и на фашистскую Германию. Всё было и «крупицами правды», и «картонными муляжами», и всё было основано на тогдашнем уровне знаний писателя. Нынче, когда правда надела наконец штаны и явилась миру, знания наши о сталинизме или гитлеризме увеличились многократно. И впору, пожалуй, жалеть: какой бы роман написал Оруэлл, если б только знал!