Краткая история семи убийств - Марлон Джеймс

Дом с моей «точкой». Межа. Самый слабо охраняемый секрет во всем Нью-Йорке. «Краснокирпичники» под цвет ямайской красной глины, каждая комната с двумя окнами. Посредине пожарная лестница. Крыльцо с тремя ступенями под небольшим куполом входа, с претензией на шик, хотя единственно богатые люди, обитавшие за все время в Бушвике, занимались варкой пива. Мы с Омаром стоим здесь уже минут десять, но, кроме этой вот бабы через улицу, что сейчас меня костерит, снаружи никого – ни дилеров, ни охранщика. И прав паренек: никаких тебе бегунков, вообще нигде.

– Омар, сходи проверь внутри. Проверь, те двое бомбоклатов вообще там или нет.

– Понял.

Прежде чем пойти, Омар озирается. Привычка. А затем идет мимо приткнувшейся на крыльце прошманды к двери в подъезд, толкает ее и заходит. Черт, надо было сказать ему, чтобы вынул на всякий случай ствол, но теперь-то уж что… На отдалении у проезжей части стоит «Додж» на четырех бакулках: колеса хозяева ему на ночь снимают. Ребятня, что чинила велик, скрылась к станции метро лексингтонской ветки. Бабень продолжает вопить, что ей накласть, что какой-то там ниггер делает свой бизнес – дело есть дело – и что какой-нибудь тупой негрила или нарколыга решает палить свои деньги на эту дрянь, это тоже его дело, но никто не смеет ей указывать, что у нее на дому наркопритон. И какой вообще дебил обустраивает «точку» рядом с тем местом, где идет продажа крэка? Я хотел было отправить ее на все шесть направлений, потому как нарик, стоит ему раздобыть снадобье, стремится употребить его тут же, поэтому надежное место, где можно обсадиться, должно находиться поблизости, и там же можно прикупить еще, то есть двойной доход. Плюс уже не нужно переживать, что полиция застукает тебя с дозой в кармане: выкусите, она уже во мне. Хотя кто она такая, эта лярва, чтобы я с ней объяснялся, как со своей школьной директрисой?

Омар, показавшись из двери, мотает головой, и до меня только тут доходит, что паренек прав и межа действительно брошена, а дилеры залипают на «точке». В двух кварталах к западу угол Гейт и Сентрал[253]. Единственные два здания во всем квартале, которые никто не поджег или которые по случайности не сгорели сами. В Бушвике, пожалуй, нет ни одного квартала, улицы или дома, который люди не спалили бы дотла для получения страховки, потому как продать нынче жилье здесь – нечто из области фантастики. Сейчас мы на углу Гейт и Сентрал. «Точка» с крэком.

– Ты – как все твои долбаные братья-ямайцы, – костерит меня баба. – Хотя нет, ты не такой. Ты не можешь распоряжаться даже своим собственным дерьмом. Хотя ты даже не дерьмо, а вообще невесть что. Тебе лучше нанять меня управляться со всей твоей хренью, потому что тебе даже куриц стеречь нельзя доверить: проворонишь…

От моей полновесной резкой оплеухи она, поперхнувшись собственной руганью, отшатывается, а затем открывает рот, чтобы продолжить, но под моей зуботычиной, вякнув, захлопывает рот, ничего не успев выкрикнуть. Я хватаю ее за щеки и стискиваю, пока она не начинает крякать, как утка.

– Слушай сюда, лахудра жирная, ты мне уже все уши прожужжала хуже комара. Тебе что, каждую неделю не перепадают бабки? Так чего ты, бля, хочешь: бабла или смерти? А?.. Ага. Я так и понял. А теперь дуй с глаз моих, пока я твое брюхо как боксерскую грушу не использовал, поняла?

Она подхватывается и бежит. А я вместе с Омаром и парнишкой шагаю к «точке». Кто-то для прикола пришпилил на входе табличку, «Не влезай – убьет». Все проясняется достаточно быстро. Один из моих дилеров валяется на матрасе прямо в прихожей, чуть левее от двери. Судя по всему, он только что принял дозняк, да так, что трубка едва не валится у него из пальцев, но он на автопилоте ее держит. Бессмысленные глаза полузакрыты.

– Ах ты, сучара… Запас из общака тыришь?

– Чёёёё? А, брааат? Вмазаться пришел? Ну на, мля. Мне ж не жалко, бро, я с тобой поделюсь.

– Гаденыш, а кто межу стеречь будет, пока ты здесь залипаешь?

– М-межу?

– Межу, межу. Стеречь место, беречь товар. Фасовать запас, раздавать его бегунам. Где они, кстати?

– Хто?

– Бегуны.

– Бегуны, бе-гу-ны… А чё… Так ты вмазываться буешь, или я нычку себе забираю?

Он осоловело поводит на меня глазами и кивает, будто я с ним согласился.

– Ты хоть понял, дурила, что тут учудил? – спрашиваю я. – Мне теперь искать нового бегуна, нового дилера, даже нового охранщика. А времени остается всего четыре часа, и все из-за того, что мой гребаный дилер заделался юзером.

– Ди-лер ю-зе-ром, – лепечет он сонно, пытаясь повторить.

Я даже не прохожу в помещение. Тут голову в комнату засовывает та самая прошманда, что пыталась отсосать у пацана, заглядывает с таким видом, будто этого дилера знает. Или меня. Я машу ей стволом, и она не шарахается, а просто оглядывает меня снизу вверх и скрывается в потемках. Омар стоит снаружи под окном. Муниципалитет заколотил их щитами, но нарики щиты снова отодрали. Из мебели в комнате единственно матрас с дилером и хилая лампочка.

– А где твой напарник? – спрашиваю я.

– Хто?

– Так. Вставай давай, пока я тебя не ляпнул прямо тут.

Он смотрит на меня. Глаза остекленелые, но слегка проясняются, или же он впервые вглядывается в меня внимательно.

– Будут тут мне еще всякие пидоры указывать гнойные.

Не сводя с него глаз, я поднимаю ствол и делаю ему дырку во лбу. Он откидывается на матрасе. Я хватаю его за ногу и подволакиваю к окну. Снова появляется та шалава, норовя нагнуться и вынуть у него трубку. Я навожу ствол на нее:

– Секунда, и тебя нет. Пристрелю нах, коза.

Она поворачивается и уходит так же неспешно, как и зашла. Я усаживаю труп, складываю его руки на коленях, а голову нагибаю так, будто он задрушлял или сидит в чумовом кайфе. Из кармана у него выпадают два пакетика с коксом. Пакетики, трубку и зажигалку я перекладываю к себе.

Снаружи меня ждет Омар.

– Омар, отыщи второго дилера. И приведи мне того споттера. Давай по-быстрому.

Ох, блин, скорей бы оно кончилось. Или чтоб я хотя бы никогда не встречал той кубинской сучки. Не натыкался сдуру на Бакстера. Не заявлялся в тот гребаный клуб. А лучше, чтобы тот долбаный Пако вообще не подстегнул меня изначально лететь в Майами. Потому что тогда я шастал бы себе по Чикаго, ища того кренделя, который, держу пари, не скучал по мне ни единой минуты. «Эгей, дорогуша, извини, но я снова здесь… Ой, а я и не заметил, что ты отлучался; ты попперс[254] с собой, случаем, не прихватил?»