Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Импровизирует, так импровизирует! Он веселый, забавный, искрометный. Смесь Бонолиса и Конти! Феномен! Седьмая, дай мне пятую, пятую!
Роберто продолжает переключать камеры в том же духе, осыпая похвалами нового ведущего и одобряя его абсолютно во всем.
Я смотрю на Ренци: он мне улыбается.
– А мы-то думали, что он всего лишь хороший автор.
– Да уж. Наконец-то я совершил ошибку, которую ты так ждал.
Я смотрю на него с любопытством.
– Какую?
– Не заключил с ним договор еще и как с ведущим.
– Если бы ты предусмотрел и это, то я бы действительно обеспокоился.
Тут у меня звонит мобильник. Номер городской. Но я все равно отвечаю.
– Слушаю.
– Здравствуйте, добрый вечер, с вами хочет поговорить директор Бодани. Я его с вами соединю?
– Конечно.
Я жду у телефона и слышу, как кто-то берет трубку.
– Здравствуйте. Стефано Манчини?
– Да.
– Тогда прежде всего поздравляю вас с передачей и извините, что мне не удалось зайти раньше…
– Не беспокойтесь. Главное, чтобы все прошло хорошо, и чтобы вы были довольны.
– И мы довольны. Но, самое главное, мне хотелось бы узнать, кому пришла в голову идея ввести этого парня вместо Риккардо Валли.
– Это была не идея. Это была необходимость.
Я не понимаю, сердится ли он или нет. Ренци знаками спрашивает меня, с кем я говорю. Я прикрываю микрофон мобильника и шепчу ему:
– С директором Бодани.
Тогда он машет рукой, словно давая понять: «Ушлый тип». Но я с ним уже говорю по телефону, передача в эфире, и я, разумеется, не могу отступить.
– Это было мое решение.
– Тогда я хочу вам сказать вот что… Вы гений. Вы наконец-то нашли нового ведущего. Впервые в жизни я веселюсь, смотря свою программу, и как! Я к вам скоро зайду.
И он завершает разговор.
Ренци тут же с любопытством меня спрашивает:
– А что он сказал?
– Что я гений.
– Это точно. Ты мог указать на кого угодно, но выбрал именно его. Почему?
– Потому что он сумасшедший. У него маниакальный синдром. Но у него есть и ум, который потом приводит все в порядок. У него безупречная память, и он любит эту работу.
– Да, а Джури, если абстрагироваться от его остроконечных сапог, куртки и набриолиненных волос, ничего не стоит.
Потом начинается рекламная пауза, Роберто Манни встает из-за своего пульта и подходит к нам.
– Я с тобой согласен. Держите его здесь при себе, не отпускайте, и тогда вы сделаете все передачи, которые захотите. – Потом он обращается к другим: – У нас двухминутная рекламная пауза.
Он выходит из режиссерской.
Мы идем за ним. В центре студии вокруг Симоне собралась огромная толпа. Все его поздравляют – даже участвующие в передаче знаменитости, тогда как Джури, забившись в угол, с яростью и разочарованием наблюдает за поездом, который только что ушел и на который он был неспособен даже купить билет.
– Поздравляю, молодец, превосходная шутка, действительно прикольная.
Какой-то человек из зала встает и подходит к Симоне.
– Простите, а можно мне сделать с вами селфи?
Симоне смеется, удивляясь этой внезапной известности.
– Конечно!
Рядом с ним становится в позу толстая дама, но не успевает она сделать снимок, как Леонардо немедленно призывает ее вернуться на свое место.
– Садитесь все по местам, давайте, давайте, сейчас будем продолжать передачу, освободите сцену.
Тогда все уходят. Около Симоне остается только Витторио Мариани, он что-то ему объясняет.
– Да, помни, что они могут играть вместе, и тогда ты можешь предложить участнице выбрать кого-то как претендента.
Симоне смотрит на него с удивлением и отвечает: «Да, конечно», – а потом подходит к Витторио и шепчет ему на ухо: «Черт побери, я видел эту передачу тридцать раз подряд, я понял, как она устроена, я совсем не Джури… Будь спокоен!» – И они смеются.
– Ты прав, извини.
– Ты меня всегда недооценивал.
– Я бы не сказал.
– Нет, недооценивал, я же говорю.
Они продолжают обмениваться шутками. Это сообщничество мне нравится.
– Ну вот… – Я подхожу ближе. – Ты нам солгал. Ты не только хороший автор, но еще и отличный ведущий!
– Это не так. Я никогда не лгу. Это было открытием и для меня. Когда я был маленьким, я иногда играл дома с моей сестрой Лизой, изображая ведущего, а она была моей помощницей.
– Тогда нам надо позвать делать передачу и ее.
– Представь себе, она биолог и живет в Германии. Но ассистентку вместо Джури можно было бы взять. Если Риккардо не оклемается, что будем делать? Мне кажется, Джури слишком разозлился, что у него не получилось быть ведущим. Положение с ним невыносимое, надо что-то делать. Вы согласны?
– Да, я тоже об этом думал. Но сейчас ты над этим не заморачивайся, закончи передачу, а потом мы все пойдем ужинать и поговорим об этом спокойно.
– Хорошо.
Слышится джингл повтора рекламы. Леонардо дает знак публике, чтобы она аплодировала, и эти аплодисменты, как еще никогда прежде, звучат искренне, выражая сопричастность.
– А вот и мы! Добрый вечер всем, кто переключился на наш канал только сейчас. Нет, я не перевоплотившийся Риккардо Валли, но его автор, заменяющий его потому, что он приболел. Мне очень приятно быть здесь, но я не сделал ничего для того, чтобы Валли не было. Одним словом, я обращаюсь к комиссару Монтальбано: «Его отравил не я!»
Публика смеется, в режиссерской веселятся и авторы. И только один человек смотрит на него косо – Джури, сидящий в углу со своим конвертом в руках. Ну вот, его выход. Джури передает конверт Симоне.
– Спасибо, Джури, можешь садиться…
Симоне прощается с ним и больше ничего не говорит. Он не оставляет его на сцене, как это всегда делал Рикардо Валли. И Джури возвращается на место, всеми способами себя оправдывая, чтобы спокойно принять свой оглушительный провал. «Ну ничего, Риккардо скоро вернется, и все опять станет так, как раньше. Мы снова станем парой, которая отлично вела эту передачу, с превосходными результатами. Потому что в конечном счете имеет значение только это, и тут уж ничего не поделаешь. Рядом с ним я действую лучше, я сильнее как помощник, просто сейчас не тот случай, чтобы вести передачу».
Тем временем Симоне открывает конверт и улыбается. Он будет вести эту программу и дальше; у Симоне Чивинини уже есть идея насчет того, кто заменит Джури Серрано, и она пришла ему в голову только что. Но вообще-то он никогда не переставал ее обдумывать.