Жюльетта. Том I - Маркиз Де Сад

Теперь я перехожу к тому, что является простым умственнымупражнением, чем-то вроде мистификации, сплошной фикцией и химерой — я имею ввиду утонченность, которую мы стремимся привнести в свои наслаждения; иногдаона приобретает важное значение в метафизике любви, и, с ней происходит то жесамое, что со всеми иллюзиями, которые служат пустым и ненужнымукрашательством.

Хуже того — утонченность не только бесполезна, но иразрушительна для всего, что способствует удовлетворению плотских желаний.Сегодня абсолютная бесполезность любви стала очевидной, и обладающийрациональным умом человек должен рассматривать объект своих удовольствий толькокак предмет, вызывающий резкое повышение температуры нервных флюидов, каксущество, имеющее само по себе незначительную ценность, чья роль заключается втом, чтобы обеспечить чисто физическое утоление желаний, которые возникают вответ на жар в нервных флюидах, а после того, как удовольствие получено, онотеряет в глазах мыслящего человека все соответствующие атрибуты и возвращаетсяна свое прежнее, безликое место в классе себе подобных. Следует осознать, чтони один из этих предметов не является единственным в своем роде, можно найтидругие, подобные ему, столь же приятные и услужливые. Человек жил прекрасно идо совокупления, почему он не должен жить так же и после него?

Перейдем к следующему, не менее важному вопросу, к вопросу оженской неверности, и посмотрим, чего лишает женщина своего любовника, когда ееблагосклонность обращается на другого. Ведь он в любом случае сполна получитсвою долю, и ему грех жаловаться, если такую же долю получит и другой,посторонний мужчина. И даже если он потеряет эту женщину, разве так труднонайти другую? Допустим, она неверна ему, обманывает его с другим, но с такой желегкостью она может обмануть и соперника и вернуться обратно в его постель;получается, что женщина любит второго не больше, чем первого, поэтому нетникакого смысла ревновать ее. Чувство ревности могло бы иметь оправдание, еслибы эта обожаемая женщина была единственной на земле, но в нашем мире всегдаможно найти замену. Я ставлю себя на место нашего любовника и задаю себевопрос: какую боль может принести мне потеря этой женщины? Если она вызвалаволнение у меня в крови и ответила на мои чувства, если эти чувства былистрастными, их силу на девять десятых определяло мое воображение; остроежелание обладать этой женщиной, ее таинственность, препятствия, стоявшие намоем пути, — все это делало ее прекрасной в моих глазах. А если и послеобладания она не потеряла для меня привлекательность, это могло случиться подвум причинам; либо я еще раз хочу испытать удовольствие, либо все еще нахожусьв сетях своих прежних заблуждений, которые сохранились с тех пор, когда я былслеп и ничего не понимал в женщинах; теперь эта слепота вернулась и вновьтуманит мой мозг, а я не в силах сорвать со своих глаз повязку. Тем самым япроявляю слабость, непростительную для мужчины, и чтобы с ней справиться, ядолжен критическим взором посмотреть на нее, на эту Афродиту, которая некотороевремя назад околдовала меня. И вот, охваченный приятной истомой и успокоенный,я приступаю к научному анализу: как говаривал Лукреций, пора взглянуть наизнанку действительности. И я вижу, что это небесное создание, которое меняочаровало, которое привело меня в экстаз, имеет те же самые естественныежелания и естественные потребности, такие же формы тела, такой же аппетит,обладает теми же несовершенствами, что и все остальные представительницы еепола. Таким образом, хладнокровный анализ снимает покров таинственности иочарования, который неудержимо притягивал нас к этому предмету, и вдругоказывается, что этот предмет ничем не выделяется из толпы ему подобных.Приятности характера не имеют никакого отношения к нашему рассуждению, так какони целиком относятся к области дружбы, и только с этой точки зрения можно ихрассматривать, но в любви дело обстоит совершенно по-иному, и я глубокозаблуждаюсь, если полагаю, будто именно характер женщины пленил меня, между темкак целью моей было только ее тело, и оплакиваю я только потерю этого тела,хотя в любое время могу найти другое, не менее обольстительное, так что судитесами: насколько беспочвенно было мое восхищение и насколько нелепо теперь моесожаление.

Давайте найдем мужество признать и такую истину, что ни однаженщина не может составить полное счастье мужчины. Если посмотреть на этотвопрос с точки зрения его наслаждения, вряд ли можно сказать, что она делаетсчастье его всесторонним, ибо он испытывает более приятные минуты в беседах с друзьями,а если обратимся к ее роли в качестве друга, и здесь мы обнаружим, что еедвуличность, ее лживость и раболепие, словом, ее низость, не могут поощрятьдружеские чувства, ведь дружба требует открытости и равенства. Когда один издрузей подавляет другого, о дружбе не может быть и речи, превосходство одногопола над другим, фатальное для дружбы, обязательно присутствует там, где двадруга принадлежат к разному полу. Таким образом, женщина непригодна ни в ролилюбовницы, ни в роли друга — она хороша лишь в качестве рабыни, в каком держатее на Востоке; ее полезность не простирается за пределы физическихудовольствий, которые она может доставить, после чего, как говаривал корольХлодвиг, от нее лучше всего избавиться и как можно скорее.

Нетрудно доказать, что любовь — не что иное, какнациональное суеверие, что три четверти народов мира, которые обычно содержатсвоих самок взаперти, никогда не были жертвами этого безумия, но, обращаясь кистокам этого предрассудка, нам придется столкнуться с определеннымитрудностями, если мы захотим убедить себя, что это — разновидность болезни, инайти надежное средство исцеления от нее. Здесь прежде всего надо понять, чтонаша рыцарская галантность, которая самым нелепым образом возводит в предметпоклонения существо, сотворенное только для удовлетворения наших потребностей,проистекает из следующего исторического факта: когда-то, давным-давно, нашипредки питали уважение к женщинам, обладавшим колдовскими способностями и даромпредсказания и использовавшим эти способности на городских площадях и в храмах;позже суеверный страх превратил уважение в поклонение, стало быть, рыцарствородилось в утробе невежества и суеверия. Но это уважение не было, естественнымчувством, и вы напрасно потратите время в поисках хоть чего-нибудь похожего вПрироде. Неполноценность самок по сравнению с самцами — давно установленныйфакт, в женщине нет ничего, что может вызвать уважение, и любовь, порожденнаяслепым поклонением, также представляет собой суеверие; уважение к женщинебольше и чаще проявляется там, где человеческое общество дальше отходит отПрироды. Пока люди верны ее фундаментальным законам, они относятся к женщинам скрайним презрением; женщина становится божеством только тогда, когда эти законыпопираются, потому что в этом случае люди не слышат голоса Природы и неизбежноприходят к такому состоянию, что слабый начинает властвовать там, где сильныйдеградирует. Когда царят женщины, правительство всегда впадает в слабоумие,только не приводите мне пример Турции; да, ее правительство сегодня слабое, норазве дело обстояло бы таким образом, если бы власть не перешла в рукиобитательниц гарема? Турки разрушили Византийскую Империю в те времена, когдаэтот презренный пол был закован в цепи, когда на глазах своей армии Магомет IIотрубил голову Ирине, заподозрив ее в том, что она оказывает на него слишкомбольшое влияние[104]. Поклонение женщине, даже самое невинное,свидетельствует о ничтожестве и испорченности мужчин, оно немыслимо в моментыэкстаза, тем более недопустимо в спокойном состоянии. Если какой-то предметполезен для нас, это еще не причина, чтобы его обожествлять, иначе такиепочести пришлось бы оказывать быку, ослу или, скажем, ночному горшку.