Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис

Потрясенный Сервусдеи замотал головой:

– Будь осторожней в речах, Астральд. Ты еще слишком юн, чтобы различать, что открывают тебе звезды и иные явления природы, – явлены ли тебе письмена Бога или же это Нечистый тебя завлекает.

– Простите, учитель.

Сервусдеи протянул ему старую книгу в деревянном переплете. Юноша вытаращил глаза.

– Это сборник проповедей святого епископа Эладия, здесь говорится об опасностях, которые таит в себе астрология. Ступай наверх и читай при свете солнца.

– Это обязательно?

– Леность есть смертный грех!

Юноша вздохнул и побрел от стола, понурив голову. Сервусдеи улыбнулся. Книга была скучнейшая, зато Астральд целый день будет занят. Монах получил время, чтобы сосредоточиться на inventio, которого так добивался Фродоин. Он снял с одной из полок сразу несколько десятков требников, житий и соборных постановлений. Найти почитаемую реликвию – это ведь как получить прямую весть от Господа. Никто не отважится выступить против ее обладателя.

Сервусдеи вернулся за стол, погрузился в чтение и совершенно утратил ощущение времени. Среди отсыревших пергаментов, которым он прежде не уделял внимания, бенедиктинец обнаружил свиток с трохеическими стихами. Это был гимн, авторство которого приписывалось епископу Кирику. На Десятом Толедском соборе седьмого века присутствовал некий Кирик – его именовали епископ Барселонский. Сервусдеи с увлечением разбирал буквы, за два столетия ставшие почти невидимыми:

– «Fulget hic honor sepulcri martyris Eulaliae…»[55]

По спине клирика пробежали мурашки. Сервусдеи не имел возможности определить подлинность этих строк, но они связывали с Барселоной достославную мученицу четвертого века, времен императора Диоклетиана. И указывали место захоронения!

Сервусдеи знал о существовании второй версии, связывавшей святую с Меридой, городом во власти мусульман, однако городская легенда Барселоны гласила, что Эулалия жила и была захоронена здесь. Мученица пользовалась великой славой до сарацинского нашествия, но от этого времени осталось лишь так называемое Поле святой Эулалии да часовня при рыбачьей церкви, посреди пустоты. Однако теперь его дрожащая рука сжимала забытый документ, подтверждавший верования простецов, а Барселонский епископ былых времен открывал место ее захоронения!

– Святая Эулалия! Боже мой!.. Да неужели она и впрямь здесь, в Барселоне?

Сердце монаха бешено колотилось. Наряду со святым мучеником Викентием Эулалия занимала почетное место в Martyrologium Hieronymianum[56] и на алтарях всех храмов мира.

Сервусдеи продолжал исследовать полустертый текст и свитки из той же связки, а потом принялся что-то чертить на лоскуте кожи, пока не услышал шаги за спиной. Раздраженный монах хотел уже выбранить Астральда, однако молчание вошедшего его удивило. Краем глаза Сервусдеи увидел, что это Асториус спустился в подвал. Виконт никогда не появлялся в епископском архиве. Сервусдеи тайком засунул в рукав пергамент со своим чертежом.

– Мой господин, вы пришли вместе с епископом?

– Фродоин до сих пор на совете. А я ненадолго их оставил.

– Уже известно, какое решение будет принято?

– Фродоин красноречив и пользуется уважением готов. Боюсь, Барселона не последует за маркграфом. И все мы попадем в немилость.

По озабоченному лицу виконта было видно, что он не шутит.

– Но что вы здесь делаете? – встревожился священник.

– Перед советом вы с епископом что-то обсуждали с очень озабоченными лицами. Я получил послание от графа и его союзников, в нем говорится об одном любопытном письме, перехваченном в Арле… Вы затеваете inventio мощей святой Эулалии?

– Мой господин, это дела духовные.

– У Фродоина не бывает чисто духовных дел.

Виконт наклонился над столом и посмотрел на записи, оставленные монахом на полях гимна Кирика. Он был человек грамотный, а потому побледнел как мел.

– Ее останки действительно в Барселоне?

– Если принять во внимание гимн Пруденция, то Мерида окажется городом…

– Нет! Здесь говорится, что она, возможно, похоронена в маленькой церкви у моря!

– Этот документ может оказаться подделкой или вымыслом епископа Кирика, желавшего придать своему городу больше веса, – забормотал встревоженный бенедиктинец.

– Лжешь! Находка мощей святой Эулалии всколыхнет всю империю! – В глазах Асториуса разгорался жадный огонь. – Кто пойдет против обладателей благословенного дара? Ах этот Фродоин, будь проклята его хитрость! Когда он собирается явить это inventio?

– Мой господин, он даже сам этого не знает! Все может оказаться только легендой и тогда…

Сервусдеи умолк, поняв, какую ошибку только что совершил. Старческое волнение его подвело. Никто, кроме него самого, а теперь еще и Асториуса, не знал, что могло скрываться в древней церкви Санта-Мариа близ моря, а это знание могло переменить ход истории.

Асториус трясся мелкой дрожью. Он сумеет сделать так, чтобы inventio оказалось во власти мятежного альянса, никто не отважится ему воспротивиться, а сам он, когда Берната провозгласят королем Готии, получит в награду какое-нибудь графство.

– Ты только что оказал великую услугу нашему делу, Сервусдеи. Пришло тебе время получить воздаяние там, где ты и желал оказаться: на небесах.

Монах в ужасе попятился от стола. Виконт выхватил из-за пояса кинжал и набросился на старика. Сервусдеи даже не защищался, он получил четыре удара в грудь и в живот и повалился на пол, а Асториус сгреб со стола пергаменты и бросился к лестнице. Умирая, бенедиктинец думал об Астральде. Он хотел сделать из юноши великого правоведа, но сейчас, если бы смог, Сервусдеи попросил бы Ориоля обучить Астральда воинской премудрости, чтобы его воспитанник умел защитить себя от людской жестокости. Сервусдеи умер, молясь за Астральда.

Оставив Гинкмара из Реймса под надежным присмотром у епископа маленького города Магалона в графстве Мельгёй, Изембард и Ротель прошли через Готию по безлюдным ущельям. Находить дорогу и охотиться оба умели прекрасно. Изембард с опаской поглядывал на смертоносный плащ Ротель, но постепенно они вновь начали доверять друг другу. Они были Рожденные от земли, вдалеке от всех и вместе, как много лет назад; они заботились друг о друге и восстанавливали прочную связь, которая когда-то помогла им скрыться из Тенеса и выжить.

Они вспоминали прошлые годы, шутили и избегали разговоров об извилистом пути Ротель. Изембард плакал по несчастной Элизии и опасался перемен в Марке, зато он вновь был вместе со своей сестрой и впервые за много лет видел ее свободной от груза вины, который Ротель так долго влачила на себе.