Родина - Фернандо Арамбуру

Но делать было нечего, и в конце концов, так ничего и не добившись, Рамунчо вернулся в Бильбао один, злой как черт, кляня на чем свет стоит бывшую жену. А куда теперь девать купленные заранее билеты в кино? Наверняка матушка с дочкой решили на выходные попутешествовать (они обожают Мадрид), а предупредить Рамунчо им и в голову не пришло. Или пришло, но они решили его помучить.

Для Горки это стало большим облегчением. Спокойные и мирные выходные. Ведь от девчонки была одна морока. Насколько возможно, Горка старался держаться от нее подальше – допоздна просиживал на радиостанции, подолгу гулял, или встречался с кем-нибудь из знакомых, или шел с кем-нибудь в ресторан. Главное – поменьше времени проводить дома.

Прежде он пользовался случаем, чтобы навестить Аранчу, и на несколько часов превращался в любящего дядю для своих племянников. Иногда даже оставался там ночевать, кое-как устраиваясь на диване в гостиной, но потом с этим было покончено. Он уже давно не видел Эндику и Айноа, хотя сестра и попросила прощения за то, что распустила язык. Это ведь она – а кто же еще? – как Горка сразу и заподозрил, рассказала Хосе Мари, что он живет в Бильбао с мужчиной. Значит, вот как она умеет хранить секреты! Горка чувствовал себя преданным единственным членом их семьи, которому доверял и которого по-настоящему любил. Но он даже не упрекнул сестру за бестактность. Простился с ней с обычной для него сдержанностью – без лишних слов, без лишних жестов, – но с тех пор в Рентерие бывать перестал и по телефону туда больше не звонил.

Рамунчо:

– Твоя беда в том, что ты не умеешь прощать.

– А я считаю, что моя беда в том, что ко мне относятся без должного уважения.

Прошло несколько дней, а Рамунчо так и не получил никаких известий о своей дочери. С самыми дурными предчувствиями он среди недели опять отправился в Виторию.

– Ты поедешь со мной?

– Мне надо записать интервью.

– Я очень тебя прошу.

Они поехали вдвоем. И опять повторилась та же история: напрасные звонки, темные окна и отсутствие у дома машины этой змеи/мерзавки. Ее имя по-прежнему значилось на почтовом ящике. Но в нем не накопилось ни писем, ни рекламных проспектов, как обычно бывает, когда жильцы какое-то время отсутствуют. А может, она просто договорилась, чтобы кто-то регулярно забирал почту из ящика? Тревога, подозрения, страхи – они порождали с каждым разом все более диковинные версии. Горка предложил подняться на этаж, где обитала бывшая жена Рамунчо, и расспросить соседей из квартиры напротив.

– Приехали рабочие из фирмы по перевозкам и все вынесли. Мебель, холодильник, матрасы.

– Когда?

– Где-то пару недель назад.

– И с тех пор вы не видели ни мою дочь, ни ее мать?

– Не забывайте, что сейчас август. Наверняка уехали в отпуск, как и большинство здешних жильцов.

Да разве кто-нибудь берет с собой на море всю мебель, холодильник или матрасы? Последняя надежда: позвонить в школу и навести справки там. Надежда не оправдалась, так как в эту пору учителя, скорее всего, беззаботно разгуливали по привлекательным для туристов местам. Пока они ехали назад, Рамунчо заговорил о том, что можно, наверное, подать заявление в полицию. Горка его отговорил. Надо немного подождать, скорее всего, этим двум внезапно пришло в голову воспользоваться предложением какого-нибудь туристического агентства. В любом случае это было похоже на спонтанное решение.

– А почему они не известили меня?

– Потому что подумали, что ты будешь против. Скажи честно, ты был бы против?

– Если речь шла о тех днях, когда я забираю к себе Амайю, то да.

– Ну видишь?

– Хорошо, а что ты скажешь про мебель?

– Для этого у меня нет объяснения, но наверняка оно существует. А может, они просто переехали в другую квартиру там же в Витории. Ты же не станешь спорить, что в городе есть районы и получше, чем тот, где они жили до сих пор.

В сентябре пришло письмо. Почту из ящика поздним утром достал Горка. Увидев на конверте штемпель Нью-Йорка, он заподозрил неладное. На конверте значилось имя отправителя, но только имя – Амайя, и больше ничего. Ни фамилии, ни адреса. А так как в те дни атмосфера в доме была тяжелая, Горка счел за лучшее до поры до времени не показывать письмо Рамунчо. Мало того, подумывал, не уничтожить ли его вообще, чтобы избавить друга от лишних огорчений. Он прятал письмо целую неделю. Но в конце концов все-таки отдал, сделав вид, что только что вытащил из ящика.

Прочитав его, Рамунчо кинулся в туалет, где его вывернуло наизнанку, потом оттуда донеслись какие-то жалобные причитания, похожие на тоскливый вой, прерываемый икотой. Скомканный листок бумаги валялся на ковре. Горка прочитал:

Эта девчонка даже издалека умудрялась создавать проблемы. К тому же она никогда не любила отца, совсем не любила, я своими ушами однажды слышал, как она сказала:

– Aita, оставь меня наконец в покое, посмотри на себя, ты ведь типичный растяпа и тюфяк.

Но об этом, само собой, ни в коем случае нельзя было напоминать Рамунчо, он умер бы с горя. Горка предложил ему пойти в душ и там привести в порядок свои мысли. А потом он сделает ему массаж, такой, какой ему больше всего нравится, сам знаешь, со счастливым завершением, хотя Рамунчо, этот растяпа и тюфяк, в тот миг был готов к чему угодно, но только не к удовольствиям. Горка настаивал до тех пор, пока друг не подчинился, приговаривая, что ему все равно, поскольку в любом случае он собирается уйти из жизни.

– Сегодня же. Пока только не знаю как. Что-нибудь придумаю. Но ты не беспокойся, я это сделаю далеко от дома, чтобы к тебе потом не приставала полиция.

Он трагическим тоном произносил свой монолог, стоя под душем. Горка тем временем еще раз перечитал письмо. От этого листка бумаги веяло холодом. А еще его насторожило, что там не было орфографических ошибок. В школе Амайя училась из рук вон плохо, была туповата, экзамены сдавала с большим трудом, а в последнем классе даже осталась на второй год. Или письмо писала мать? Горка зачем-то понюхал конверт, а потом и листок с текстом.

Рамунчо вышел из ванной, даже не вытершись как следует. Столь очевидное горе и нагота его слегка сутулого тела, к тому же бледного и покрытого волосами, придавали ему вид старого, несчастного ребенка. Он улегся лицом вниз на кушетку и собрался было снова поплакать, но, видно, слезные железы его уже опустели. Поэтому он опять заладил прежнюю песню про то, что сегодня же убьет себя и сделает это подальше от дома. Горка между тем ласковыми, смазанными маслом руками массировал ему шею, плечи, спину.

– Я не вижу никакого смысла подавать заявление в полицию. Потому что уверен: Уголовный кодекс не рассматривает подобный случай как похищение малолетнего. Ее мать может сослаться на то, что постоянно живет в другой стране по причинам, связанным с работой, и что она никогда не запрещала мне встречаться с дочерью. Мне всего лишь надо раз в две недели садиться на самолет.