Королева Марго - Александр Дюма

Генрих пошел дальше, не сказав ни слова, но и не упустив ни одной подробности этого гнусного устройства, запечатлевшего, так сказать, на этих стенах повесть о страданиях.

Внимательно глядя вокруг, Генрих не посмотрел под ноги и споткнулся.

– А это что такое? – спросил он, указывая на какой-то желоб, выдолбленный в сырых каменных плитах, заменявших пол.

– Это сток, государь.

– Разве здесь идет дождь?

– Да, государь, кровавый.

– Ага! Прекрасно, – сказал Генрих. – Мы еще не скоро дойдем до моей камеры?

– Вы уже пришли, ваше величество, – произнесла какая-то тень, вырисовывавшаяся во мраке, но становившаяся по мере того, как к ней приближались, все более зримой и ощутимой.

Генриху этот голос показался знакомым, а сделав несколько шагов, он узнал и лицо.

– Ба! Да это вы, Болье! – сказал он. – За каким чертом вы сюда явились?

– Государь! Я только что получил должность коменданта Венсеннской крепости.

– Что ж, дорогой друг, ваш дебют делает вам честь: вы заполучили узника-короля – это отнюдь не плохо.

– Простите, государь, – возразил Болье, – но до вас я уже принял двух дворян.

– Каких? Ах, простите, быть может, я нескромен? В таком случае будем считать, что я ничего не сказал.

– Ваше величество! У меня нет предписания соблюдать тайну. Это господин де Ла Моль и господин де Коконнас.

– Ах, верно! Я видел, что они арестованы. Как эти несчастные дворяне переносят свое несчастье?

– Совсем по-разному: один весел, другой печален; один распевает, другой вздыхает.

– Кто же из них вздыхает?

– Господин де Ла Моль, государь.

– Честное слово, мне понятнее тот, кто вздыхает, чем тот, который распевает. Судя по тому, что я видел, тюрьма – место отнюдь не веселое. А на каком этаже их поместили?

– На самом верхнем – на пятом.

Генрих вздохнул. Ему самому хотелось попасть туда.

– Что ж, господин де Болье, будьте любезны показать мне мою камеру. Я очень устал сегодня днем и потому так тороплюсь попасть в нее.

– Пожалуйте, ваше величество, – сказал Болье, указывая на распахнутую дверь.

– Номер второй, – прочел Генрих. – А почему не первый ?

– Он уже предназначен, ваше величество.

– Ага! Как видно, вы ждете узника познатнее меня!

– Я не сказал, ваше величество, что этот номер предназначен для узника.

– А для кого же?

– Пусть ваше величество не настаивает, а то я вынужден буду промолчать и тем самым не оказать вам должного повиновения.

– Ну, это Другое дело, – сказал Генрих и задумался глубже, чем прежде: номер первый явно заинтересовал его.

Впрочем, комендант не изменил своей первоначальной вежливости. С бесконечными ораторскими изворотами он поместил Генриха в его камеру, принес тысячу извинений за возможные неудобства, поставил у двери двух солдат и вышел.

– Теперь, пойдем к другим, – сказал комендант тюремщику.

Тюремщик пошел первым. Они двинулись в обратный путь, прошли допросную палату, коридор и очутились опять у лестницы; следуя за своим проводником, де Болье поднялся на три этажа.

Поднявшись тремя этажами выше, тюремщик открыл одну за другой три двери, каждая из которых была украшена двумя замками и тремя огромными засовами.

Когда он начал отпирать третью дверь, из-за нее послышался веселый голос.

– Эй! Черт побери! – крикнул голос. – Отпирайте скорее хотя бы для того, чтобы проветрить! Ваша печка до того нагрелась, что здесь того и гляди задохнешься!

Коконнас, которого читатель, несомненно, уже узнал по его любимому ругательству, одним прыжком перемахнул пространство от своего места до двери.

– Одну минутку, почтеннейший дворянин, – сказал тюремщик, – я пришел не для того, чтобы вас вывести, я пришел для того, чтобы войти к вам, а за мной идет господин комендант.

– Господин комендант? Зачем? – спросил Коконнас.

– Навестить вас.

– Господин комендант делает мне много чести. Милости просим! – ответил Коконнас.

Де Болье в самом деле вошел в камеру и сразу смахнул сердечную улыбку Коконнаса ледяной учтивостью, присущей комендантам крепостей, тюремщикам и палачам.

– У вас есть деньги, сударь? – обратился он к узнику.

– У меня? Ни одного экю, – ответил Коконнас.

– Драгоценности?

– Одно кольцо.

– Разрешите вас обыскать?

– Черт побери! – покраснев от гнева, воскликнул Коконнас. – Ваше счастье, что и я, и вы в тюрьме!

– Все нужно претерпеть ради службы королю.

– Так, значит, – возразил пьемонтец, – те почтенные люди, которые грабят на Новом мосту, служат королю так же, как и вы? Черт побери! До сих пор я был очень несправедлив, сударь, считая их ворами!

– Всего наилучшего, сударь, – сказал Болье. – Тюремщик! Заприте господина де Коконнаса.

Комендант ушел, забрав у Коконнаса перстень с великолепным изумрудом, который подарила ему герцогиня Неверская на память о своих зеленых глазах.

– К другому, – выйдя из камеры, сказал комендант.

Они миновали одну пустую камеру и снова привели в действие три двери, шесть замков и девять засовов, Когда последняя дверь отворилась, первое, что услышали посетители, был вздох.

Эта камера была мрачнее той, из которой только что вышел де Болье. Четыре длинные узкие бойницы с решеткой прорезывали стену, все уменьшаясь, и слабо освещали это печальное обиталище. В довершение всего железные прутья перекрещивались достаточно искусно, чтобы глаз натыкался на тусклые линии решетки, и мешали узнику хотя бы сквозь бойницы видеть небо.

Стрельчатые нервюры, выходившие из каждого угла камеры, постепенно соединялись в центре потолка и образовывали розетку.

Ла Моль сидел в углу и даже не шевельнулся, как будто ничего не слышал.

– Добрый вечер, господин де Ла Моль! – сказал Болье.

Молодой человек медленно поднял голову, – Добрый вечер, сударь! – отозвался он.

– Сударь! Я пришел обыскать вас, – продолжал комендант.

– Не нужно, – ответил Ла Моль. – Я вам отдам все, что у меня есть.

– А что у вас есть?

– Около трехсот экю, вот эти драгоценности и кольца.

– Давайте, сударь, – сказал комендант.

– Вот они.