Черные корабли - Джо Грэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что тебе видно? — тихо спросил Эней, присевший рядом.
— Искры, — ответила я. — Искры, возносящиеся от алтаря. Ты воздвигнешь алтарь на другом конце света, за морями, когда закончится твое плавание. Между тем пределом и этим лежит множество дорог, и не все они легки. Но какие-то из них ведут к городу, который ты должен построить.
— К новому городу?
— Вилусы больше нет, мы не можем жить в море. Значит, нужно построить город, до которого не доберутся враги.
Меня охватил озноб. Ее рука ощущалась все тяжелее. Я ничего не ела со вчерашнего вечера, и все это время Она носит меня как одежду…
Эней накинул на меня свой плащ.
— Тебе нужно отдохнуть. Кто знает, какие битвы пришлось тебе сегодня вынести.
— Я чувствую себя сносно. Хотя ты прав, царевич, поесть не мешает.
— Пойдем туда, где готовят ужин, — сказал он, поднимая меня на ноги. — Там свежий хлеб из Пилоса, тушеная чечевица с зеленью и запеченная на углях рыба.
У меня потекли слюнки от одного упоминания о еде. Позади нас кто-то из танцующих произносил слова погребальной песни, сливающейся с барабанным ритмом: она должна была помочь умершим найти путь к Реке.
— Надо дождаться, пока прогорит костер, — промолвила я.
— Подойдешь потом еще раз.
На ногах я стояла довольно нетвердо.
— Как скажешь, царевич Эней.
— Зови меня Ней, как другие. И дай мне руку. Каково будет видеть, как воплощение Смерти шлепнется носом о землю?
Я подавила смешок.
— Да уж, неподобающе. — Я оперлась на его руку, и он довел меня до костра.
Той ночью все спали на берегу. Проснувшись от того, что холодом свело все тело, я подошла к костру — посидеть с женщинами, которые поддерживали огонь. Они посторонились и замолчали, мне стало неловко. Я редко бывала среди женщин, общаясь разве что с храмовыми служительницами, и с раннего детства не знала подруг. Я жрица, мне никогда не быть женой и хозяйкой: мне не знакомы привычные женские заботы, вокруг которых обыкновенно вьется разговор. Вот и сейчас я не знала, что сказать, и просто молча присела рядом.
Наконец одна из них, знавшая меня в детстве, протянула мне кусок вчерашнего хлеба.
— У нас ее звали Чайкой, — сказала она остальным. — Я помню ее мать, дочку корабельного мастера из нижнего города. А Чайку еще ребенком отдали пифии.
Кто-то придвинулся обратно, взгляды стали мягче.
— Спасибо, — кивнула я, принимая хлеб. — Я видела тебя в детстве, когда работала с матерью у реки, твое имя Лида. У тебя тогда был маленький сын.
— Он тут, с нами, ему уже девять. И еще есть младший. Даже не думала, что нас придут спасти…
— Моя мать не дождалась. Многие не дождались. Восемнадцать лет — долгий срок.
— Я думала, ты совсем старая, — удивленно сказала какая-то девушка, младше меня.
— Это Она стара, а не я.
— А правда, что ты призвала с неба ветер и поразила ахейцев немотой? Чтобы они не сопротивлялись нашим воинам?
— В общем, нет. Я просто объявила перемирие.
Лида кивнула:
— Правильно сделала. Будь по-другому — недосчитались бы еще многих. Да и про льняную реку кто бы вспомнил: откуда нашим знать, как нас найти.
— С реки ушли все? — спросила я.
Она покачала головой:
— Четыре женщины с детьми остались. Не захотели бросать мужчин, с которыми живут. Но кого привезли нынешним летом — те все здесь.
Я не удивилась.
Мы отплыли поздним утром, оставив на берегу угли погребального костра. Перед отплытием ко мне подошел Эней.
— Если ты не против, пифия, оставайся на «Дельфине». Корабли переполнены, и только у Ксандра есть место: он отдает тебе носовую будку, а сам будет спать с остальными моряками. У меня на «Семи сестрах» такая же, но…
— Знаю, у тебя там сын.
— Да, — кивнул он. — Ты согласна?
Я не возражала. Проще остаться на «Дельфине», чем привыкать к другому кораблю.
Весь день мы шли вдоль берега к югу, мимо селений, о которых я раньше слышала, — они отправляли в Пилос оружие и выставляли воинов. Позже, на закате, мы пересекли пролив, дальше лежали уже незнакомые земли.
Эней опасался ночевать на материке, однако пригодных островов поблизости не было, и мы пристали к полоске песчаного берега подальше от городов.
Ночь совсем не походила на предыдущую. Ярких костров не жгли, вокруг лагеря выставили вооруженную охрану. Первым, еще до ужина, своих людей направил в караул «Охотник»; когда взошла луна и все укладывались спать на берегу, настал черед «Очей Владычицы». Перед самым рассветом на стражу встанут моряки с «Жемчужины».
Я толком не знала, с кем рядом мне лучше держаться, поэтому устроилась неподалеку от команды «Дельфина». Лежа на расстеленном поверх песка покрывале, я взглянула на небо: луна с каждой ночью делалась ярче и полнее. Так странно ночевать на открытом берегу — рокот океанского прибоя, шум множества людей, чье-то похрапывание, вскрики ребенка, шепоты, шорохи… Годами я спала в темноте пещер, и провести ночь под открытым небом было теперь и радостно, и непривычно.
Я перевернулась на бок, пытаясь пристроить покрывало так, чтобы луна не светила в лицо.
В нескольких шагах от меня лежал Ксандр. Он тоже не спал — в открытых глазах мерцали лунные отсветы.
— Неужели ты не устал за день? — прошептала я.
— Не спится. Чужой берег, всякий миг могут напасть.
— А почему нельзя было ночевать в море?
— В море опасно. Бросить якорь можно только на мелководье, а без якоря суда разнесет течением. Огонь — только в жаровне. Невозможно помыться и выстирать одежду. Да и люди уже устали от сидения, им надо размяться. Но на берегу мы уязвимы.
Тихий звук — часовые с «Очей Владычицы» обходят лагерь.
— При яркой луне нас видно издалека, на стоянку легко напасть. В безлунную ночь было бы лучше?
— Да. Иногда приходится идти на риск. — В его голосе мелькнуло что-то вроде удивления. — Неужели в святилище учат воинскому делу?
— Нет. Там учат смотреть на мир и замечать очевидное.
— Я не хотел тебя обидеть, госпожа.
— Значит, ты учился воинскому делу?
Ксандр пожал плечами — насколько можно пожать плечами лежа.
— Я рыбак. В детстве, как только я немного подрос, отец начал брать меня в море. Потом он поговорил с друзьями и родичами, и меня определили в гребцы на боевой корабль. Сначала на «Очи Владычицы». А через несколько лет я перешел на «Дельфин» певцом.