Рыцари, закованные в сталь - Говард Пайл

— А тебе известно, — вдруг спросил он, — кто этот могущественный враг, который по словам старика угрожает твоему отцу?

— Нет, — сказал Майлз, — не знаю. Мой отец никогда не говорил об этих вещах, а сэр Джемс не назвал мне имени. Но одно я знаю, — сказал он, сверкнув глазами, — если я не выйду на его след, и не убью… — он внезапно прервался, и Гаскойн, искоса глянув на него, увидел, что глаза друга полны слёз. Френсис отвёл взгляд и начал швырять за окно палочки сухих стеблей.

— Ты никому не расскажешь о нашем разговоре? — нарушил молчание Майлз.

— Нет, — ответил Гаскойн. — А ты считаешь меня способным на это?

— Нет, — коротко ответил Майлз.

Возможно, именно этот разговор ещё сильнее сблизил обоих друзей, у Майлза всё же полегчало на душе, а что до Гаскойна, то он не мог не гордиться тем, что стал доверенным лицом более сильной натуры.

Старая башня была идеальным укрытием не только для досужих бесед и юношеских откровений, она давала Майлзу возможность перевести дух и собраться с силами для сопротивления бакалаврам. Именно поэтому её описанию здесь отведено столько места.

Майлз Фолворт был не из тех, кто легко отступает от задуманного. Очевидно, мысль о достойном отпоре начала складываться в тот злополучный день после разговора с сэром Джемсом. Теперь, спустя месяц, Майлз стал признанным лидером в своей группе. Однажды он решил обсудить с Гаскойном план, который вынашивал уже не одну неделю. Он предложил создать небольшой отряд под названием «Рыцари розы», местом сбора могла бы служить часовня башни Брута, целью же будет искоренение всякой несправедливости.

— Мы пойдем, — сказал Майлз, — «по стопам короля Артура и рыцарей Круглого стола»[8].

— А какие несправедливости здесь надо искоренять? — спросил Гаскойн, пытаясь осмыслить замысел Майлза.

— Прежде всего, — сжимая кулаки, ответил Майлз, — мы должны поставить на место обнаглевших бакалавров, чтобы они относились к нам не как к рабам, а как к товарищам.

Гаскойн покачал головой. Он не любил спорить и быть с кем-либо на ножах. К чему лишние неприятности? Пусть всё идёт своим чередом, в конце концов мир не так уж плохо устроен, чтобы плыть против течения. И почему это Майлз, который появился здесь только месяц назад, оказался более нетерпимым, чем они, кто переносит это уже не один год? И, успокаивая себя и своего друга нехитрой надеждой, он посоветовал не мутить воду и оставить всё как есть.

Однако Майлз был непреклонен, его страстная натура не могла примириться с несправедливостью, и сейчас, или никогда, они должны сбросить это ярмо.

— Но послушай, Майлз, — сказал Гаскойн, — тогда не обойтись без крови. Ты пойдёшь на это? Что до меня, то я не стал бы затевать заваруху.

— Не желаю никого принуждать, — ответил Майлз.

Гаскойн пожал плечами.

— Ну что же, — сказал он. — Если ты жаждешь чересчур острых ощущений, ради бога! Я постою в сторонке и посочувствую тебе.

Шутливая уклончивость Френсиса уязвила Майлза:

— Чёрт возьми! — теряя терпение, взорвался он. — Ты что, думаешь, я решил позабавиться? Зачем ты кривляешься, как Нэд Ном, шут нашего господина? Если не можешь помочь, скажи прямо и дело с концом, поищу кого-нибудь другого.

Гаскойн как бы опомнился и, приняв самый серьезный вид, начал обдумывать предложение Майлза. В его замысел были посвящены ещё три юноши, в том числе долговязый Эдмунд Уилкс, который всегда держал его сторону. Они примкнули к заговорщикам с такой страстью, какая могла бы изрядно поубавиться, знай они, насколько быстро Майлз от слов переходит к делу.

Он и Френсис открыли им таинственный мир старой башни: ползущие вдоль стен винтовые лестницы, хитрые переходы, потайные ниши и вращающиеся шкафы, чёрную шахту колодца, из глубины которой прежние обитатели замка, вероятно, черпали воду во время осады, и чем больше диковин представало перед взором новобранцев, тем ярче загорались их глаза. Они вдоволь покопались в груде допотопной утвари, которую незадолго до них разворошили Майлз и Гаскойн, и, наконец, устав от собственного любопытства и усердия, поднялись в часовню, подставив потные лбы прохладному сквозняку.

В тот день пятеро приятелей подробно обсудили замысел Майлза и даже составили список самых подходящих и надежных товарищей, которые могли бы войти в тайную организацию.

Гаскойн не только с воодушевлением принял идею друга, но и придал ей особый романтический блеск.

— Есть на свете, — сказал он под монотонное воркование голубей, — карлики и великаны, драконы, чародеи, злые рыцари и всякое такое. И быть может, мы, рыцари розы, если будем держаться вместе, выйдем в большой мир и сразимся с ними во имя прекрасным дам, и о нас будут рассказывать сказки и слагать песни, как о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола.

Наверно, только Майлз видел реальный разворот грядущих событий, но и он не мог не поддаться чарам романтических мечтаний.

Так был учрежден священный орден двадцати «рыцарей розы». Заговорщики позаботились о введении звучных паролей и отзывов и иных таинств. Майлза избрали великим магистром, а тайные встречи происходили в старинной башне, где заварилась каша многих событий.

Разумеется, через несколько дней тайное стало явным, и все в отряде оруженосцев уже знали об ордене «рыцарей розы» и встречах в башне. Однако двадцать избранников вызывали всеобщую зависть, и появилось много желающих вступить в орден, окруженный ореолом таинственности и поистине рыцарской верности.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Итак, Майлз готовился к войне и набирал своих рекрутов. Первый бой был дан дней через десять, хотя даже Майлз не имел особого желания торопить события. Он знал, что когда бы ни была объявлена война, именно ему придётся принять на себя главный удар, и даже самый храбрый солдат не бросается в драку очертя голову.

Однажды утром Майлз, Гаскойн и Уилкс сидели в тени двух деревьев, стволы которых соединялись перекладиной, это подобие скамейки служило любимым местом отдыха юношей в часы досуга. Майлз чистил свой кинжал жиром и древесной золой, полируя клинок куском кожи и протирая суконной тряпкой. Двое остальных, вернувшись с дежурства, растянулись поодаль на