Время для жизни - 2 - taramans

для обоих получается! Города. Удачно, что нашли магазины, которые работали. Закупили все по списку. Получилась — почти полная сумка.

«А тяжеленькая вышла ноша! Плечо-то оттягивает. Ну да — не сержанту же ее тащить! Вон он какой… весь из себя красивый!».

Еще по выходу из стен училища, Косов прикинул свой вид со стороны.

«А что — вполне себе симпатичный парень! Брюки светло-серые… пусть и не очень понятны окружающим — не короткие и широкие, как сейчас привычно, а вполне по длине конца двадцатого, начала двадцать первого века. И узковаты, по мнению окружающих. Даже Ильичев с сомнением так осмотрел его перед выходом, поцокал языком — мол, штаны у тебя странные! Это Вы — странные, а штаны у меня — нормальные! Туфли парусиновые серые, сорочка светло-синяя, по здешней моде — с закатанными рукавами, чуть ниже локтя. Кепарик, опять же серый, чуть на бок сдвинутый. Чем ни мачо? Да? А вот хрен там! И… хрен этот шагает сейчас рядом!».

Еще в первые дни Иван отметил — сержант-то наш — парень куда как видный. Еще в голове мысль вертелась — «Кого он мне напоминает?». Потом, толком не вспомнив, решил, что напоминает Ильичев ему… мордально если! Актера из старых фильмов. Фамилию он его толком не помнил — в восьмидесятые, когда подросший Елизаров что-то стал понимать в кино, и смотреть начал уже с разумением, эти фильмы показывать стали куда реже — страна готовилась к перестройке, а потому все эти фильмы о коммунистах были как-то не в моде. Но помнил немного этот фильм, и помнил, как вздыхал тогда батя — «Куда ж все эти коммунисты подевались? Сейчас коммунисты все больше… не коммунисты!».

«Урбанцев… Урманский… Уржумов? Нет, как-то все не то!».

Но да — актер тот был — фактурный такой… Прям — образец маскулинности, для того времени. Да и для этого — тоже! Вот и Степа сейчас так же идет — широкоплечий, форма сидит — как влитая; в сапоги, как в зеркало смотреться можно; фуражка командирская на голове, треугольники сержантские в петлицах. А на широкой груди — отважная медаль! И улыбка на морде такая… сдержанная, но располагающая к себе! Смерть всем бабам… ну — и девушкам тоже!

Косов поймал себя на мысли, что даже… чуть злиться. Поглядел немного снизу на напарника. Снизу — потому как этот эталонный боец РККА выше Косова сантиметра на четыре-пять.

«Мудак, а? Точно — сволочь… С таким по бабам бегать — занятие будет нервное! По началу-то — все на этого идеального самца будут пялится! Обидно? Привык уже к вниманию женщин, да, Ванюша? А тут… такой соперник. Хотя… дурь это все! Нечему завидовать!».

Иван развеселился про себя — точно, как молодой пацан рассуждаю.

«Надо быть как-то… поумнее, что ли. Чего я тут завистью пыхаю? Нам и то, что есть — сойдет! Вон… как в Красно-Сибирске за год «порезвился». Сомнительно, что у Степы было столько красивых баб!».

Но все равно… раздражало, что встреченные ими девушки, и молодые женщины гуляющие и парочками, и стайками, в первую очередь начинали пялиться на Ильичева! И румянились, и улыбки прятали… А тот — как дядя Степа-милиционер, шагает невозмутимо, чуть не строевым, улыбается уголками губ.

«Носяра этот… здоровый, как топором рубленный! Губы… у него же губы — чуть не как у негра — полные! И подбородок тяжелый! И все равно… Ну и как тут с ним, с таким — на блядки бегать? В будущем?»

Косов закурил, чтобы спрятать раздражение.

Ильичев приостановился, придержал Ивана за руку:

— Решил покурить? Давай покурим. Только… у нас ротный говорил — что курить на ходу нельзя! И вредно это… и не красиво!

— Степ! А ты чего — и в правду такой строевик? — выдохнув дым, поинтересовался Косов.

Тот на полминутки задумался и покачал головой:

— Да нет… Просто… вот когда думаешь, чего там в уставе и как… Так чаще получается, что так и правильнее, и лучше, даже — красивее… иногда.

«М-да… философ… поклонник уставов. Такого я еще не видел. Нет… так-то не раз слышал — «Устав написан кровью!». Понимаю — что исполнять уставы нужно. Но… чтобы вот так убежденно, и даже несколько… с эстетической точки зрения? Впервые такое слышу!».

— Ну ладно… докуривай, да пошли! А то все магазины позакрываются!

Потом они все-таки прошли на Казачий рынок. Просто Косов больше и не знал ничего здесь. Пока. Докупили кое-что из продуктов… А потом Иван предложил:

— Слушай… тут парни советовали… Пельменная здесь есть, готовят, говорят, вкусно. Может зайдем, опробуем, так ли это? Надо же узнавать разные места в городе.

Ильичев согласился.

Заведение было и впрямь — неплохим. Не ресторан, конечно, далеко — нет. Но и не забегаловка какая-нибудь! Вполне чистенько, занавески на окнах, фикусы в кадках по углам. И на буфетчице халат вполне белый, не замызганный! За столиками в зале люди сидели, и довольно много, но и свободные столики все же были. И даже какие-то скатерти на столах имелись, и даже — не сильно грязные. Точнее — почти чистые!

Публика — не работяги с окраин, но и не партхозактив. Разная, но — чистая. Молодежи нет, в основном все — среднего возраста. В основном, похоже — «торгаши» с рынка. Ага! А вон… в углу — точно троица из блатных, или приблатненных. Все как всегда: сапоги хромовые, гармошкой сдвинутые книзу, штаны широкие, в те сапоги заправленные.

«Поспорить могу, что в тех голенищах и финочки имеются! Эти мазурики без них никак. Вроде моды у них это, дресс-код, ага!».

Но блатняки сидели смирно, выпивали и закусывали вполне спокойно, на окружающих не пялились. Вели меж собой негромкую беседу. Так что и хрен с ними!

Подошли к прилавку, за которым царила средних лет… Женщиной ее назвать Косов не мог — формат не тот! Баба? Ну пусть будет так — вполне себе такая в теле… даже немного с избытком, бабенция…

«И опять! Эта дебелая дама лет тридцати с небольшим — сразу «навелась» на Ильичева! Ну — это пусть. Таких… «рубенсовских» дам — нам и