Последние часы. Книга I. Золотая цепь - Кассандра Клэр

– Конечно. – На лице Соны отразилось удовлетворение. В конце концов, разве не ради этого она привезла сюда Корделию? Для того, чтобы завести знакомства с сыновьями и дочерями влиятельных Сумеречных охотников. Но на самом деле Корделия понимала, что сыновья для ее матери сейчас гораздо важнее дочерей.

Люси взяла Корделию за руку и повела к столу с закусками и напитками, возле которого собралась стайка девушек в разноцветных платьях. Последовали представления, и из целой лавины имен, обрушившейся на нее, Корделия уловила лишь несколько: Кэтрин Таунсенд, Розамунда Уэнтворт и Ариадна Бриджсток; последняя, судя по фамилии, приходилась родственницей Инквизитору. Это была высокая, миловидная девушка, несколькими годами старше остальных, со смуглой кожей. Она была даже более смуглой, чем Корделия.

– Какое очаровательное платье, – дружелюбно обратилась Ариадна к Корделии. Сама она была одета в винно-красный шелковый наряд, который ей очень шел. – Если я не ошибаюсь, такой цвет называется «пепел розы». Исключительно популярно в Париже.

– О да, – с готовностью подхватила Корделия. За свою короткую жизнь она практически не общалась с ровесницами, если не считать Люси, и толком не знала, как произвести на девиц впечатление, что сказать, чтобы показаться обаятельной и милой. Наступил очень важный момент, но она не могла как следует собраться с мыслями и выпалила первое, что пришло в голову. – Вообще-то, это платье я как раз купила в Париже. На рю де ла Пэ. Его сшила сама Жанна Пакен[8].

Во взгляде Люси промелькнуло озабоченное выражение. Розамунда поджала губы.

– Как вам повезло, – холодно процедила она. – А мы застряли здесь, в убогом лондонском Анклаве, и крайне редко выезжаем за границу. Должно быть, наше общество представляется вам очень скучным.

– О, – пролепетала Корделия, осознав свою оплошность. – Нет, что вы, нисколько…

– Моя матушка всегда говорила, что Сумеречным охотникам не пристало интересоваться тряпками, – заметила Кэтрин. – Она считает, что нам нельзя опускаться до уровня простых людишек.

– И поскольку ты чуть ли не ежедневно восхищаешься нарядами Мэтью, – язвительно вставила Ариадна, – я делаю вывод, что требования вести аскетический образ жизни распространяются только на девушек?

– Ариадна, ну что ты, право… – начала Розамунда и рассмеялась. – Кстати, а вот и он, легок на помине. Вы только взгляните на это.

Она смотрела в противоположную часть бального зала – на пороге как раз возникли двое молодых людей. Корделия, как всегда, прежде всего заметила Джеймса. Он был высоким, прекрасным, он улыбался, и блестящие локоны то и дело спадали ему на лоб: его можно было сравнить лишь с гравюрой гениального художника.

Она услышала раздосадованное восклицание Люси и перешептывания девушек, уловила имя Джеймса и другое знакомое имя: Мэтью Фэйрчайлд.

Конечно же. Парабатай Джеймса. Корделия уже много лет не видела его, но в памяти ее остался образ тощего светловолосого мальчишки. Теперь волосы потемнели и приобрели цвет бронзы, а сам Мэтью превратился в хорошо сложенного молодого человека с лицом падшего ангела.

– Они оба такие красавчики, – произнесла Кэтрин – как показалось Корделии, с болью в голосе. – Ты так не считаешь, Ариадна?

– О… ну да, – рассеянно ответила Ариадна. – Наверное.

– Ей все безразличны, кроме Чарльза, – усмехнулась Розамунда. Ариадна покраснела, а девушки захихикали. Все, кроме Люси, которая в притворном негодовании подняла глаза к потолку.

– Это всего лишь мальчишки, – фыркнула она.

– Джеймс – твой брат, – заметила Кэтрин. – Ты не можешь судить объективно, Люси. Он просто очарователен.

Корделию охватило беспокойство. Судя по всему, не только она здесь интересовалась Джеймсом. Друзья остановились, чтобы поболтать с Барбарой и ее кавалером; они смеялись над чем-то, и Джеймс улыбался, положив руку на плечо Мэтью. Он был просто идеальным, в его внешности нельзя было найти ни малейшего недостатка; всякий раз, когда Корделия смотрела на него, ей казалось, будто ее сердце пронзала отравленная стрела. Конечно же, на него засматривались и другие девушки. Наверняка здесь, в Лондоне, Джеймс мог выбрать себе любую.

– Мэтью тоже ничего, – рассуждала Розамунда. – Но он совершенно беспутный.

– Действительно, – добавила Кэтрин, сверкнув глазами. – Вам следует остерегаться его, мисс Карстерс. У него дурная репутация.

Люси порозовела от гнева.

– Давайте угадаем, кого Джеймс первой пригласит на танец, – заговорила какая-то блондинка в розовом платье. – Я уверена, что тебя, Розамунда; сегодня ты выглядишь просто потрясающе. Кто может устоять перед тобой?

– Ах да, самый важный вопрос: кого мой братец осчастливит своим вниманием? – протянула Люси. – Помню, когда ему было шесть лет, его вырвало в его собственный ботинок.

Девушки сделали вид, что не расслышали последнюю фразу, и в это время как раз заиграла музыка. Какой-то юноша, кажется, брат Розамунды, пригласил блондинку в розовом; Чарльз покинул Алистера, поспешил к Ариадне и увлек ее в толпу танцующих. Уилл и Тесса уже танцевали, так же, как и другие супружеские пары, дяди и тети Люси.

Мэтью Фэйрчайлд подошел к столу, около которого застыла Корделия, и неожиданно оказался в непосредственной близости от нее. Она теперь видела, что глаза у него не черные и не карие, как ей показалось сначала, а темно-зеленые, словно лесной мох. Он склонился перед Люси.

– Ты позволишь?

Люси бросила на сплетниц взгляд, который Корделия истолковала без труда, словно прочитав мысли подруги. Взгляд этот говорил, что Люси вовсе не волнует репутация Мэтью. Высоко подняв голову, Люси с достоинством направилась в сторону площадки для танцев под руку с младшим сыном Консула.

Весьма похвально с ее стороны, подумала Корделия, однако в итоге сама она, увы, осталась в полном одиночестве среди девушек, которым, судя по всему, не очень понравилась. Она расслышала их шепот: они считали, что она ужасно самодовольная, и еще ей показалось, что она уловила имя своего отца и слово «суд»…

Корделия застыла. Да, она совершила ошибку, упомянув Париж; но она знала, что если сейчас проявит слабость, то окончательно загубит дело. Она устремила неподвижный взгляд на танцующие пары, скривив губы в искусственной улыбке. В какой-то момент она заметила брата – тот разговаривал с Томасом Лайтвудом. Молодые люди в небрежных позах развалились на скамье, и вид у них был такой, словно они обменивались какими-то конфиденциальными сведениями. Даже у Алистера лучше получалось втереться в доверие к влиятельным лицам, чем у нее.

Неподалеку от скамьи, на которой сидели Алистер и Томас, стояла, прислонившись плечом к стене, молодая женщина, одетая по последней моде – мужской моде. Она была высокой и, пожалуй, излишне худощавой; волосы у нее были очень темные, практически черные, как у Уилла и Джеймса. Но они были коротко подстрижены, зачесаны назад и напомажены, а кончики волос были аккуратно завиты. У нее были изящные кисти с длинными пальцами, покрытые пятнами табака и чернил; ими можно было любоваться бесконечно, как руками греческой статуи. Она курила сигару-черуту, и дым окутывал ее необычное лицо с высокими скулами и резкими чертами.