Последние часы. Книга I. Золотая цепь - Кассандра Клэр

– Ты уже напился, – неодобрительно произнес Джеймс и протянул вниз руку, чтобы отобрать у друга выпивку. Однако Мэтью, несмотря на хмель, не утратил ловкости: он мгновенно убрал графин, вцепился в запястье Джеймса и сдернул приятеля со стола. Секунду спустя они покатились по ковру, словно дерущиеся щенки; Мэтью захлебывался от истерического хохота, а Джеймс пытался вырвать у него сосуд с вином.

– Слезь… с… меня! – прохрипел Мэтью и отпустил противника. Джеймс повалился на спину; при этом из графина вылетела пробка, и портвейн залил его одежду.

– Только посмотри, что ты наделал! – сердито воскликнул он, вытащив из кармана платок и пытаясь промокнуть алое пятно, расползавшееся по его белоснежной рубашке. – От меня воняет, как от пивовара, а выгляжу я, как мясник.

– Вздор, – фыркнул Мэтью. – В любом случае, девчонкам нет никакого дела до того, во что ты одет. Они слишком заняты, чтобы обращать внимание на тряпки: пялятся в твои бездонные золотые очи. – Он уставился в лицо Джеймсу, выпучив глаза до такой степени, что лицо у него сделалось, как у безумца. Потом собрал глаза в кучку.

Джеймс нахмурился. Действительно, глаза у него были огромные, с пушистыми черными ресницами, прозрачные и золотистые, словно некрепкий чай; но над ним столько издевались в школе из-за этих необычных глаз, что до сих пор разговоры о них вызывали у него лишь раздражение.

Мэтью поднял руки и растопырил пальцы.

– Мир! – заискивающим тоном произнес он. – Больше не ссоримся. Можешь вылить остатки портвейна мне на голову.

Джеймс невольно улыбнулся. На Мэтью невозможно было долго сердиться. На него практически невозможно было даже рассердиться.

– Пойдем со мной в бальный зал, пополним ряды кавалеров, и тогда я с тобой помирюсь.

Мэтью покорно поднялся – сколько бы он ни выпил, он всегда уверенно держался на ногах. Он протянул Джеймсу руку, которая нисколько не тряслась, без малейшего усилия помог другу подняться и поправил лацканы его смокинга, чтобы прикрыть винное пятно.

– Не желаешь принять немного портвейна внутрь, или предпочитаешь носить его на себе? – И он протянул Джеймсу пресловутый графин.

Джеймс отрицательно покачал головой. Нервы у него были натянуты, и вино могло бы помочь ему расслабиться, но оно замедляло реакцию. Ему хотелось сохранить ясность мысли – на всякий случай. Он знал, что сегодня она может и не прийти. Но, с другой стороны, она могла и появиться. Прошло шесть месяцев с того дня, как он получил ее последнее письмо, но ведь сейчас она была в Лондоне. Нужно быть готовым ко всему, думал Джеймс.

Мэтью грустно вздохнул и поставил графин на каминную полку.

– Знаешь, как говорят, – произнес он, когда они с Джеймсом вышли из комнаты и зашагали по лабиринту коридоров к бальному залу, – пей, и уснешь; спи, и не будешь грешить; не греши, и спасешься; следовательно: пей, и спасешься.

– Мэтью, ты способен грешить даже во сне, – произнес чей-то томный, вялый голос.

– Анна, – пролепетал Мэтью, вцепившись в плечо Джеймса. – Неужели тебя послали привести нас?

В коридоре, небрежно привалившись к стене, стояла кузина Джеймса Анна Лайтвуд в шикарном наряде, состоявшем из облегающих брюк и рубашки в тонкую полоску. У нее были голубые глаза Эрондейлов, взгляд которых всегда вызывал у Джеймса неопределенное беспокойство, потому что ему казалось, что на него смотрит сам отец.

– Если под словом «привести» ты подразумеваешь «приволочь обратно в бальный зал любым способом», то да, – ответила Анна. – Девушкам нужно с кем-то танцевать, нужно, чтобы кто-то повторял им, как замечательно они выглядят, и я не могу справиться со всем этим в одиночку.

В этот момент музыканты заиграли новую мелодию – веселый вальс.

– Чтоб мне провалиться, только не вальс, – в отчаянии простонал Мэтью. – Я ненавижу вальс.

Он осторожно начал пятиться, но Анна схватила его за рукав.

– Ну уж нет, не уйдешь, – рявкнула она и твердой рукой подтолкнула обоих в сторону танцевального зала.

– Хватит уже таращиться на себя в зеркало, – усталым тоном произнес Алистер. – Ну почему женщинам необходимо постоянно себя разглядывать? И почему у тебя такое недовольное лицо?

Корделия злобно уставилась в высокое зеркало на отражение брата. Они ждали начала праздника за дверьми большого бального зала Института. Алистер выглядел безупречно в черном вечернем костюме и белой сорочке; напомаженные светлые волосы были аккуратно зачесаны за уши, на руках – лайковые перчатки.

«Потому что мне наряды подбирает матушка, а тебе она позволяет одеваться по собственному вкусу», – подумала девушка, но не произнесла этих слов вслух, потому что мать стояла рядом. Сона была твердо намерена одевать Корделию по последней моде, пусть даже эта «последняя мода» совершенно не подходила ее дочери. На сегодняшний вечер она выбрала для Корделии платье бледно-лилового цвета, отделанное сверкающим стеклярусом. Медно-рыжие волосы девушки были подобраны вверх и уложены в виде мелких кудряшек, а чудовищный длинный корсет в виде буквы S стискивал тело и буквально не давал возможности дышать.

Корделия считала, что выглядит просто ужасно. Пастельные тона были последним писком моды, картинками с такими платьями были забиты модные журналы, но журналы подразумевали, что девушка должна быть светловолосой, бледной, с крошечной грудью. Корделия определенно не подходила под это описание. Бледные тона совершенно не шли к цвету ее лица, и даже корсет не мог сплющить ее бюст. Темно-рыжие волосы не были ни редкими, ни послушными: они были длинными и густыми, как у матери, и в распущенном виде достигали талии. Прическа с мелкими локонами смотрелась нелепо.

– Потому, что я вынуждена носить корсет, Алистер, – отрезала она. – Я хотела взглянуть, не стала ли я фиолетовой от натуги.

– А что здесь плохого? Фиолетовый будет отлично сочетаться с цветом твоего платья, – заметил Алистер. Корделия вспомнила отца и горько пожалела о том, что его нет здесь: он всегда говорил ей, что она прекрасна.

– Дети, – с укором в голосе произнесла мать.

У Корделии возникло ощущение, что Сона будет называть их «детьми» даже тогда, когда они оба состарятся, поседеют и будут переругиваться, сидя в креслах на колесиках.

– Корделия, корсет не только создает женственный силуэт, но и демонстрирует хорошее воспитание и тонкий вкус дамы. Алистер, оставь сестру в покое. Сегодняшний вечер очень важен для всех нас, и мы должны постараться произвести хорошее впечатление.

Корделия поняла, что матери неловко оттого, что она была здесь единственной женщиной в покрывале; кроме того, ее волновал тот факт, что она не знает почти никого из влиятельных гостей. В Тегеранском Институте она сразу сориентировалась бы и поняла, кто есть кто.

Завтра все будет иначе, повторила про себя Корделия. Не имеет никакого значения, какого цвета ее платье и как оно на ней сидит; важно только то, сумеет ли она очаровать влиятельных и могущественных Сумеречных охотников, которые могут представить ее Консулу и замолвить за нее словечко. Она заставит Шарлотту понять – она всех их заставит понять, что ее отец, может быть, и плохой стратег, но не преступник и не заслуживает тюремного заключения. Она заставит их понять, что семье Карстерс нечего скрывать.