Криминальное наследство - Фридрих Незнанский

Неласковый голос, раздавшийся за спиной женщины, заставил ее вздрогнуть, и изящный бокал тонкого чешского стекла едва не полетел на пол. Лариса резко обернулась к двери.

— Тебе-то какое дело? — Сейчас она уже не выглядела ни вялой, ни обессилевшей в своем горе: глаза Суриной сердито сверкнули, на нежных щеках проступил румянец.

— Очень просто, — жестко произнесла Нина Степановна и, решительно подойдя к Ларисе, бесцеремонно отобрала у нее бутылку и водворила ее на место. — Кажется, Женя ясно просил тебя не напиваться, по крайней мере в эти дни!

— Он что, снова звонил? — Настроение Ларисы Сергеевны вновь резко переменилось, она затравленно глянула на няню и покорно отошла от бара.

— Часа полтора назад, — коротко ответила та. — И визит ментов предсказал — как видишь, оказался прав.

— Что ему было надо?

— Чтобы ты по крайней мере не напивалась, пока… Пока вся эта история не закончится.

— При чем тут я? Или он сам? Ладно, может, тогда скажешь, чем мне приказано заняться, чтобы не подохнуть от скуки?

— Книжку почитай, — насмешливо произнесла Нина Степановна и, круто развернувшись, вышла из гостиной, не обратив ни малейшего внимания на гримасу страдания, исказившую лицо Ларисы.

Посидев немного в кресле, в котором принимала незваных гостей, Лариса тяжело вздохнула и, поднявшись, поплелась на второй этаж — в свою спальню. Добравшись до нее, она заперла дверь изнутри и, мстительно усмехнувшись, направилась к эркеру, в глубине которого стояло основательно разросшееся «денежное» дерево. Пошарив за ним, она извлекла из угла, который даже горничная считала недоступным для своих усилий, небольшую серебряную фляжку: на сей раз напиток, которым она была наполнена, оказался покрепче красного французского вина.

Отвинтив пробку, выполненную в виде лошадиной головы, женщина сделала два крупных глотка и, поморщившись, направилась к широкой кровати, застланной бледно-голубым атласом. Не потрудившись скинуть черные лайковые шпильки, бросилась ничком на легкое, скользкое покрывало.

— Вот тебе, старая карга… — пробормотала Лариса. И, полежав неподвижно несколько секунд, перевернулась на спину, сердито глянула на украшенный росписью под старину потолок: — Ну как — как меня угораздило втюритъся в этого… этого! О господи!..

И, не найдя ответа на свой риторический вопрос, Лариса Сергеевна Сурина еще раз глотнула из фляги крепчайшего, неразбавленного виски. Скорее всего, ответ ей следовало поискать в годах столь далеких, что они уже почти выветрились у нее из памяти.

Ларочка Дроздова родилась примерно за четверть века до описываемых событий в городе, который возненавидела, едва обрела способность хоть как-то осознавать окружающую ее действительность. Это обстоятельство и определило главную мечту ее жизни: удрать из хмурого, серого Н., небо которого было украшено производственными дымами всех мыслимых и немыслимых оттенков, при первой же возможности. Куда? Ну разумеется, туда, где существует жизнь, достойная ее красоты и ума. И если относительно своих умственных способностей она несколько преувеличивала, то с красотой действительно все было в порядке.

Ну а в том, что с переселением в столицу у нее все получится легко и просто, Лариса не сомневалась ни секунды: для этого имелся папочка, директор одного из крупнейших в стране нефтеперерабатывающих комбинатов. Уж как-нибудь расстарается для единственной-то дочурки!

Нельзя сказать, чтоб Лариса была нежной и любящей дочерью. Но если мать она почти откровенно презирала, то с отцом предпочитала поддерживать почтительные отношения: еще лет в семь девочка поняла, благодаря кому из родителей у нее самые красивые среди подружек игрушки, самые нарядные платьица и на чьей машине возит ее в школу заботливый водитель дядя Ваня. Кто же знал, что в конечном счете именно благодаря матери с ее вечными глупостями, а вовсе не отцу ее мечта раз и навсегда расстаться с презренным городом осуществится?

Участие Ларисы в детском городском конкурсе красоты в свое время было как раз маминой идеей. Наверное, девятилетняя Ларочка ни за что бы не согласилась, но именно в тот момент кто-то из папиных знакомых привез из-за границы дочке директора потрясающей красоты платье, а к нему туфельки на крошечных, но настоящих каблучках и сумочку. И куда, спрашивается, все это надеть, дабы подружки окончательно поумирали от зависти посреди зимы? Платье-то было летнее, налезло на девочку впритык, а к весне она могла и вовсе из него вырасти. Усмотрев таким образом в грядущем конкурсе возможность продемонстрировать отпадный наряд, Ларочка снисходительно согласилась с мамашиной идеей. И, неожиданно даже для себя самой, стала победительницей, обнаружив к тому же помимо вполне приличного знания школьной программы врожденный артистизм, фотогеничность и полное отсутствие смущения перед аудиторией.

А спустя полтора года папа, как источник семейного благополучия, иссяк: началась перестройка (или просто она наконец докатилась до их глубокой провинции), в процессе приватизации комбината отец лишился своей должности и, так и не пережив того, что из-за умело подсидевшего его парторга, лишился своего «законного» куска, спустя еще год умер от обширного инфаркта, оставив Ларису с матерью практически без средств к существованию. Деньги, вырученные от продажи загородного охотничьего домика, двух машин и имевшейся второй квартиры, исчезали у не привыкших экономить матери и Ларисы с космической скоростью…

Позднее Лариса Сергеевна Дроздова не любила вспоминать те несколько лет, которые они с матерью прожили как в страшном сне. Ей казалось, что тогда чуть ли не каждый день приносил одни только горькие сюрпризы: очередной отвернувшийся от них «старый друг», очередная попытка матери устроиться на «хорошую» работу с помощью бывших отцовских сослуживцев, выбившихся, в отличие от покойного папочки, в люди…

Зато второй в ее жизни — тоже городской — конкурс красоты ей точно не забыть: с помощью их прежней домработницы костюмы для него переделывались из старых, когда-то нарядных тряпок. И самое главное — вторая в ее жизни победа! К тому моменту Ларисе исполнилось двадцать лет, она сумела с третьего захода поступить в местный педагогический институт и в конкурсе участвовала как раз от него. А еще она считалась признанной красавицей не только в институте, но и в собственных глазах и несколько снисходительно флиртовала с главным редактором местной, весьма популярной молодежной газеты. Ничего особого, впрочем, ему не позволяя, но предпочитая держать на коротком поводке.

Газета была как бы филиалом московской «МК», то бишь связанной с вожделенной столицей. И хотя Лариса еще не придумала, каким образом данное обстоятельство можно использовать в своих тайных целях, она на всякий случай поощряла толстого, лысого и глубоко женатого редактора… до определенных пределов. Пределы несколько подразмылись, когда выяснилось, что именно он будет возглавлять жюри конкурса: Лариса намекнула толстяку, что от его результатов и будет зависеть следующий шаг к сближению в их отношениях.

Нужно сказать, она и сама рассматривала эту возможность почти всерьез, понимая, что только ее красота может стать залогом будущего. С условием, если она сумеет правильно ею распорядиться… Дело в том, что, несмотря на обилие поклонников, свита которых не покидала девушку со школьных лет, сама Лариса к двадцати годам так и не сумела влюбиться! Возможно, дело было в том, что провинциальные ухажеры не только выглядели в глазах девушки бесперспективными и вызывали легкое презрение, но и словно создавали собой некий замкнутый круг, вырваться из которого она так давно и горячо мечтала. Кто ж знал, что именно в момент победы на городском конкурсе все переменится самым неожиданным образом?..