Музыка ножей - Дэвид Карной

Миссис Рихтер была первой из трех пациенток легочного онкологического отделения, которых Когану нужно было осмотреть во время обхода. Ей было шестьдесят пять, и Коган пару дней назад удалил ей опухоль, а заодно и треть правого легкого. Прогноз был благоприятный. Лет пять она еще проживет. Однако этим утром у нее обнаружился геморрой. Теперь у миссис Рихтер болело и сверху, и снизу, и она желала знать, может ли Коган что-нибудь с этим поделать. Просила, чтобы он ее снова прооперировал. Прямо-таки требовала даже.

— Неужели нельзя как-нибудь… лазером?

Вот это Когана доставало больше всего. Ей бы радоваться, ведь она выжила во время операции. Опасной для жизни операции. Ей опухоль из легких удалили. Может, Коган ее и не вылечил окончательно, но помог — это точно. Могла бы хоть какую-то благодарность испытать. Так нет же, семь утра, а она требует, чтобы он бежал оперировать ее геморрой.

— Я понимаю, какие неудобства это доставляет вам, миссис Рихтер, — говорил Коган. — Но поверьте мне. Операция вам сейчас не нужна. Нам с вами сейчас нужно всеми силами постараться избежать операции. Давайте я вам лучше мазь выпишу.

— Мне мазь не помогает.

— Значит, попробуем другую. Скажите лучше, как у вас с шариками. Получается?

Он имел в виду спирометр, прибор для измерения объема выдоха, лежащий на прикроватном столике пациентки. Сквозь прозрачный пластиковый корпус были видны три шарика, которые, если сильно подуть в трубку, поднимались вверх.

— Ну-ка, покажите мне, как вы выдыхаете, — попросил Тед.

Миссис Рихтер взяла спирометр и дунула в него изо всех сил. Один шарик поднялся только до середины коробочки, два других вообще остались на месте.

— Ну что ж, — сказал Коган, — уже лучше, чем вчера.

Ей надо дышать в эту коробочку по пятнадцать минут каждый час, напомнил он миссис Рихтер. Нужно увеличить объем легких и постараться избежать инфекции.

— Я к вам зайду после обеда, и чтобы шарики у вас к тому времени уже танцевали.

— Знаете, как это трудно?!

— Знаю. Но зато сколько будет радости, когда у вас получится. Вот увидите, вам понравится.

Следующей была пятидесятилетняя Гриер, особа мнительная и постоянно к себе прислушивающаяся.

— Знаете, ощущения такие же, как тогда; помните, вы доктора Файна привели ко мне на консультацию? — сказала она, описывая боли в груди. — Все время температура 38, только вчера и позавчера вечером не поднималась. И соски набухли, я их постоянно чувствую. Может, это инфекция?

Вопреки больничным правилам, на ней была собственная пижама, довольно тонкая и расстегнутая почти до пупа. Наверное, миссис Гриер ее не застегивала, чтобы легче было постоянно демонстрировать грудь. Накануне Коган осматривал сорокадвухлетнюю пациентку, которую швырнуло на руль во время аварии. Вот эта ужасно стеснялась и врача, и сестер. Миссис Гриер не стеснялась никого.

Вчерашняя жертва аварии получила множественные ушибы, даже сердце пострадало. Бюст у нее был весьма внушительный, и выставлять его напоказ ей было неприятно. Коган сразу напрягся. Он и так старался никаких подозрительных сигналов при осмотре пациенток не подавать, а с некоторыми из них вел себя особенно осторожно.

Коган непременно брал с собой медсестру или женщину-врача. Он беспокоился не только за своих пациенток, но и за себя. Если больная напишет жалобу, у него хотя бы будет свидетель женского пола. Коган работал в Парквью уже два года, и за это время уже два врача вылетели с работы за «фривольный», с точки зрения пациенток, осмотр.

Тед не стал прикасаться к Гриер.

— Вы ведь вчера какие-то болеутоляющие пили? А сегодня? Не стали?

— Вечером принимала, да. Но знаете, если не считать боли в груди, я себя хорошо чувствую. И шарики у меня танцуют. Все три.

— Правда? Ну-ка, покажите.

Она взяла спирометр со стола и выдохнула.

— Здорово! — похвалил Тед. — А вон в той палате лежит женщина, которая еле-еле один шарик поднимает.

— Так ведь я тоже решила, что вы с ума сошли, когда вы мне его только дали.

— Ну вот и отлично. Я скоро вернусь.

Последняя пациентка была самая тяжелая и самая молодая. Всего тридцать шесть. Эмигрантка из Сальвадора. Трое детей. Коган очень расстраивался из-за нее, потому что знал, что она точно «пойдет на препараты». То есть скоро умрет. Когану ужасно не понравилось это выражение, когда он его впервые услышал, но за годы работы привык. Лучше так, чем говорить про смерть.

Рак молочной железы и легких. Диагностировали поздно, и теперь несчастную женщину всю искромсали в надежде спасти. Удалили обе груди и одно легкое. Весила она уже килограммов тридцать пять, не больше. Будь она лет на пятнадцать постарше, Коган вообще не стал бы ее оперировать. Но ей было тридцать шесть, и трое детей. Коган решил, что сделает все возможное, хотя для этого ему пришлось пободаться с начальством. А вот теперь ее состояние начало ухудшаться. Появились боли в плече, и Коган боялся, что это метастазы. Легкое он удалил три недели назад, а опухоль продолжала распространяться. «Не жилец».

— Доброе утро, миссис Домингез! Как вы себя чувствуете?

Она не ответила, только поморщилась и пожала плечами. То ли не поняла его, то ли просто не хотела разговаривать. По-английски она говорила плохо, и Коган старался брать с собой на обход переводчика. Две медсестры этого отделения говорили по-испански, вот их он обычно и просил помочь.

Сегодня с ним пришла Клаудиа.

— Спросите ее, болит ли у нее что-нибудь? — попросил Тед.

Клаудиа перевела. Миссис Домингез сразу оживилась и затрещала на испанском.

— Она говорит, ей трудно дышать. И у нее болит грудь. И руки. И спина.

— Спросите, она с утра обезболивающее принимала?

— Да, принимала, минут тридцать назад.

— Помогло?

— Немножко.

— Понятно. Скажите ей, пусть не стесняется звать сестер, когда у нее боли. Я приду и увеличу дозу. Ладно?

— Ладно, — ответила миссис Домингез, выслушав перевод.

— Скажите, что я хочу осмотреть шишку на плече.

Миссис Домингез кивнула, и Коган опустил рукав пижамы. Шишка на ощупь была упругая, размером примерно с мячик для гольфа.

— Переведите ей, что я хочу взять анализы. Только попозже, сейчас пусть отдохнет. Я вернусь после обеда, и мы все сделаем.

Клаудиа перевела.

— Она спрашивает, будете опять резать?

— Надеюсь, биопсия не понадобится. Я просто воткну туда иглу и посмотрю, что там внутри. Может, лаборатории будет достаточно жидкости из этой шишки. Прямо так переводить не надо. Объясните ей суть, но помягче.

Бог его знает, что уж там Клаудиа перевела, но миссис Домингез явно успокоилась.