Прайд окаянных феминисток - Ирина Волчок

— Женщины! — сказал он ворчливо. — Никакого понятия об экономии. Как дорвутся до телефона — так и ну деньги на ветер бросать. Вон же на тумбочке нормальный телефон, хоть обзвонитесь. И все задарма.

— А? Ой, вот спасибо, — обрадовалась яблочная кошка и сунула свой сотовый за пазуху. А он думал, что это у нее на шее амулет какой-нибудь на веревочке, или, может, крестик. — Вы знаете, мне действительно много говорить сегодня придется. Входящие — пусть, а если самой звонить — это очень дорого… А можно номер вашего телефона нескольким родителям дать?

— Вашим родителям? — заинтересовался он. — А почему — нескольким?

— Не моим родителям, а родителям моих детей.

— И много у вас детей? — ошеломленно спросил он, представляя шеренгу отцов-одиночек, воспитывающих ее детей.

— Сейчас или вообще? — уточнила она.

Но тут Любочка потребовала завершения монтажных работ, а то уже пора на шее кататься, и он пошел докручивать болты и затягивать гайки. Вот и не мог ничего услышать, с кем там и о чем беспрерывно говорит по телефону эта тетя Наташа. Болтает и болтает. Женщины…

А перед уходом он немножко покатал Любочку на шее, и она опять прижалась личиком к его щеке — поцеловала на прощанье. И Вера-Надя, вышедшие в прихожую провожать его на работу, совершенно неожиданно одновременно чмокнули его в щеки с двух сторон. И Пулька чмокнула, но перед этим успела прошипеть прямо в ухо:

— Деньги давай.

Он уже хотел возмутиться — она же вчера у него две сотни вынула! Жжет она их, что ли? — но тут же сообразил, что Пульке нужно на хозяйство. В доме-то гости. Черт, как же он раньше не подумал, неудобно даже.

Бэтээр вытаращил глаза, хлопнул себя ладонью по лбу и испуганно сказал:

— Пулька! Ты была права — у меня склероз. На хозяйство-то я тебе вчера не оставил. А ты не напомнила.

Вытащил из кошелька две тысячные бумажки и небрежно сунул их Пульке в руку. Как будто так и надо. И эта бесстыжая морда сцапала их, как будто так и надо. И опять быстро чмокнула его в щеку. И тогда он тоже чмокнул ее в щеку, но перед этим успел шепнуть в ухо:

— Не на ерунду.

И собрался уходить, но тут Вера-Надя подлезли со своими щеками, подставив их совершенно одинаково, и он чмокнул и эти две одинаковые щеки. И Любочка, сидящая уже на руках у яблочной кошки, потянулась к нему и подставила для поцелуя свою худенькую щечку в сине-желтых разводах, и он чмокнул и Любочкину щечку тоже. А поскольку гладкая и румяная щека яблочной кошки оказалась совсем рядом, он чмокнул заодно и ее. Прямо в то место, где все время возникают и пропадают две ямочки. Особенно когда она краснеет, как маков цвет. Во, возникли. А круглые честные глаза стали еще круглее и еще честнее. Ой, ну до чего ж забавная…

— До свидания, женщины, — строго сказал он. — Ждать меня верно и преданно. Со спичками не баловаться. Двери террористам, эксклюзивным дистрибьюторам и свидетелям Иеговы не открывать. Вишневое варенье экономить. Варить обед и вести себя прилично. Задания всем ясны? Выполняйте.

— Ну, ты вообще, — проворчала Пулька недовольным голосом, но сияя глазами, и закрыла за ним дверь.

За дверью хором засмеялись, и Вера-Надя в один голос восторженно мурлыкнули:

— Дядя Тимур классный! Да, тетя Наташа?

Мнения тети Наташи он, к сожалению, не услышал. И до самого обеда все время об этом думал.

…Васька действительно обрадовался приглашению на обед — не так из-за самого обеда, как из-за возможности поглядеть на эту тетю Наташу со всем ее выводком. Бэтээр вчера вечером кое-что рассказал ему по телефону, Васька ничего не понял и поэтому был заинтригован. А сегодня на работе разговоры разговаривать было особо некогда, и Бэтээр вчерашний свой рассказ уже в машине по дороге домой дополнил кое-какими подробностями. Например, про охотничье ружье и про шрамы на ноге и под ключицей у тети Наташи. И про отца Любочки рассказал, и насчет самой Любочки предупредил, чтобы поосторожней. А то Васька мужик нормальный, но очень уж шумный. И бесцеремонный, хотя сам думает, что это он просто такой откровенный.

Васька подробности выслушал, обдумал и сделал предварительный вывод:

— А ведь классная тетка! Не хотел бы я с ней встретиться на узенькой дорожке.

Бэтээр промолчал, а про себя подумал, что Васька просто не знает, о чем говорит. Сам Бэтээр с наливной яблочной кошкой на узенькой дорожке встретиться хотел бы. Да. Именно на узенькой. Над пропастью, например. Чтобы невозможно было и шагу в сторону… А поворачивать назад и бежать она не умеет. Стало быть — не сбежит…

А обед был какой!.. Обед был выше всяких похвал. И не в кухне, а в комнате, которая всегда считалась гостиной, и никто сроду туда не заходил. Никчемушная какая-то комната была. А оказалось — правда гостиная. И стол под кремовой скатертью — той, которая была на столе за домом номер двенадцать… И растрепанные пионы в прямоугольной вазе зеленого стекла. И тети Варины серебряные ложки Пулька вытащила, вычистила и положила на льняные тети Варины салфетки рядом с фарфоровыми тарелками. Фарфоровый сервиз ему в прошлом году один стукнутый подарил, сверх расчета. Гнал незнамо откуда незнамо куда на отцовской машине — и стукнулся. Машину за ночь сделали, стукнутый чуть не плакал от радости, все деньги, что с собой были, отдал, а на следующий день еще и сервиз притащил. Папа у него, оказывается, владел магазином хрусталя и фарфора. Бизнесмен. Сплошь в делах. Вот за сыном-то следить и некогда. Бэтээр сервиз этот не любил, такое впечатление у него от этого сервиза было, что ворованный, а Пулька зачем-то его выставила. Наверное, поэтому настроение за обедом у него было не очень, хотя сам обед был — это что-то. А может, настроение у него было не очень потому, что Васька, хищный камышовый кот, сразу и очень откровенно положил глаз на наливную яблочную кошку, а та глядела на него честными глазами, складывала губы утиным клювиком, показывала время от времени ямочки на щеках и с готовностью поддерживала беседу, обстоятельно отвечая на его бесцеремонные вопросы и задавая ему вопросы нейтральные и очень тактичные, на которые Васька не знал, как ответить, поэтому врал напропалую. Девочки переглядывались и тихонько пофыркивали, а яблочная кошка слушала Ваську внимательно и сочувственно, в нужных местах улыбалась и вставляла уместные реплики, но не засмеялась ни разу. И Любочка ни разу не засмеялась, хотя Ваську не боялась, не пряталась от него, познакомиться с ним согласилась. Какое-то время еще приглядывалась, прислушивалась и принюхивалась, а потом перестала обращать внимание. Бэтээра это почему-то обрадовало. И еще обрадовало то, что Любочка, весь обед смирно просидевшая рядом с тетей Наташей, под конец потихонечку перебралась к нему, влезла на колени и доверительно сказала:

— Я чай с тобой буду пить. С тобой хорошо.

— И с тобой тоже хорошо, — потихоньку ответил ей Бэтээр.

Любочка заметно удивилась, подумала и нерешительно спросила:

— А почему?

И Бэтээр стал рассказывать Любочке, почему ему с ней так хорошо, — потому, что она такая умная, красивая и добрая. И еще очень смелая — да, очень смелая! И еще потому хорошо, что хорошо — и все. Просто так. Последний аргумент Любочке особенно понравился, она развеселилась, даже засмеялась немножко, и Бэтээр поймал внимательный и даже, кажется, озабоченный взгляд тети Наташи. Они встретились глазами, и эта яблочная кошка тут же одобрительно улыбнулась ему. А он улыбнулся ей снисходительно, даже с некоторым мужским превосходством. И она тут же вспыхнула, как маков цвет. То-то. А то ишь ты.