Так тихо плачет супербог - Компэто-Сан

с собой. Франц не допускал мысли, что его кто-то убил. Это мог сделать только Фира. Но старичок не избавлялся от удобных кадров, пока те могли работать.

Франц приложил руку ко рту, чтобы не закричать. Он не знал, как поступить. Дальше не ждало ничего. Таким Юрий был один.

Кто знает? Может, в лесах Амазонки жила чайка с похожей силой. А здесь Юрию не было замены. Франц кинулся прочь от окна.

Внезапно его окликнул де Трай. Он тряс своим блокнотом.

— Мой блокнот! Романов! Он… и это, чёрт тебя раздери, правда… пишет сам! И почему так нельзя было раньше? Так… где оно было…

Он перелистнул пару страниц и прочитал вслух:

«Что приходит вам в голову, стоит подумать о России? Средний американец подумает: снег, балалайки и Карибский кризис. Но что, если я открою вам другую Россию? Покажу, что она не кончается на Иване Грозном и экономической депрессии? После визита в Ретазевск, Орловская область, я увидел в ней пристанище трагических героев и гениев. Этих людей потрепала судьба. Но вернее сказать, сверхлюдей. Тут их зовут «tchaiki», что можно перевести как «чайка». Но переводить не стоит. Смысл в самом названии: оно пошло от аббревиатуры… Моим проводником в мир чаек стал господин Франц Романов. Он разрешил называть себя Франей, его детской кличкой…»

Франц выхватил блокнот и впился в страницы. Они наполнялись одна за другой. Де Трай писал мелким, жёстким почерком. Экспрессивным и узким, с минимумом пустот. Многие слова были неразборчивы.

Страница листалась сама собой. Невидимая авторучка сама черкала, писала и снова черкала. Будто чёрт ел галушки. Скоро к странице прилипла фотография-полароид: Франц, стоящий на фоне панельки.

А после появилось и название. Де Трай заполнил им отдельную страницу и жирно навёл: «ТАК ТИХО ПЛАЧЕТ СУПЕРБОГ5».

Это была та самая статья. Пока, опустошённый, Франц читал, де Трай близоруко смотрел ему за плечо. Вскоре Франц поднял голову.

— Что это? — хрипло спросил он.

Де Трай скромно протянул руку за блокнотом.

— Из Боуи.

Франц покачал головой и сложил книжечку к себе в карман.

— Уходит с дядей. Хватит с тебя писулек. Это всё, — Франц указал на хаос за окном, — твоя вина. И только твоя. Один раз я тебя уже выпроводил… Наверно, надо было убить до смерти. Не захотел, как видишь. А сейчас… что сейчас. Ничего уже не попишешь. Приплыли.

Де Трай опешил. Минуту он обдумывал слова Франца. В его лице промелькнул ужас. Затем его губы искривила нервная усмешка.

Он казался пьяным от счастья и напуганным им. Так, словно достиг своего непомерной ценой. Его распирала гордость. Она горчила стыдом — ведь целый город оказался разбит его, де Трая, словом.

— Мне жаль. Но знаешь, о чём я жалею сильнее?

— Не могу представить, — хмыкнул Франц.

Де Трай театрально продекламировал:

— Жалею лишь о том, что сделал мало6.

— Ну ты и дурак, Колби.

Оба они вели себя совершенно спокойно. В гармонии чувствовалась усталость. Они напоминали двух бретеров, чья дуэль затянулась. Уже не стучали клинки. Господа отбросили шпаги и оперлись на дерево.

Не было между ними ссоры или злобы. Только ожидание лакея с кубком. Потом — тёплой кибитки, чтобы добраться до дома.

Разрушение продолжалось. Дом номер 4 шатало из стороны в сторону. Стол разломило надвое. Ухнула ваза. Франц уже не хотел кричать. Его сковало безразличие. Нервы расслабились.

Неопределённость была спасением. Финал затмил её. Франц долго бежал от жизни. Но не мог не ощутить лёгкости от близости конца. Словно резко разжался чей-то кулак, державший его селезёнку.

За окном выли сирены и кричали голоса.

Франц сел на табуретку, спрятал лицо в ладони и почувствовал до чего сильно устал. С потерей Юрия он ощутил себя посреди ледяного космоса. Там, откуда всё началось: возле Солнца и его упрёков.

Друзей Франц не нажил, семьи не завёл. Остался один.

Потеряв очаг тревоги, Франц не знал куда приткнуться. Он оглядел беспорядок и увидел своё отражение в битом серванте.

Он почувствовал то же отвращение, что и Щелкунчик из старого мультфильма. Ещё подростком он потряс Франца одной сценой. Той, где Щелкунчик видит себя уродливой куклой под звуки Pas de Deux.

Тогда Франц ощутил необъяснимый ужас. Словно увидел то, что пригодится позже. И до сего дня не понимал, чем оно понадобится.

Юность готовила Франца к этому прозрению. А почему? Франц задумался. Домишко и де Трая тем временем всё подбрасывало.

Франц всё сидел на табуретке. Додуматься до ответа он не успел.

Осмелев, де Трай рванул к двери. Франц поднял вокруг них пузырь силового поля. Он объял де Трая как желе. Щелчком пальцев Франц разделил пузырь на две части. В одной укрыл себя от летящих осколков. А во второй закупорил де Трая. В попытках выбраться наружу тот застучал по нему руками и ругался. И так были нелепы, человечны эти попытки, что в мозгу Франца вспыхнуло озарение.

Оно не появилось из неоткуда. Эта мысль уже была в нём.

Да, всё началось с Солнца.

Это всё оно. Огромное озеро из огня и света. Бурлящее, изменчивое Солнце. Но разве Франц понял его упрёк до конца? Он услышал лишь то, как слаб и жалок сам. Вывел: чтобы жить, ему нужно возвыситься над собой и оставить какой-то след. А Солнце не говорило об этом.

Щелкунчик тоже был о другом — Франц смотрел в отражения и видел не себя. А то, чем не мог стать. В том он допустил ошибку. Погряз в самом себе. Мир простирался дальше, много дальше. Из-за Франца погиб Юрий. От чистой прихоти мог погибнуть и де Трай.

Францу стало стыдно. Но этот стыд освежал и приводил мысли в порядок. Затем он ужаснулся тому, как просто устроил эту иллюзию. Что-то изменилось. И то ли утончились его чувства, то ли пришёл ум.

Он понял, что уже не сможет повторить.

Франц посмотрел на де Трая. Человечек почуял взгляд и настороженно затих. Франц горько улыбнулся: и этого щелкопёра он хотел убить? Полупьяного, испуганного, уже без очков и повязки. Этого Колби, который убьётся сам, оставь ты его одного на минуту.

Во Франце подняла голову ещё одна мысль: раз Юрий погиб, он не мог пропасть просто так. Колби М. де Трай заплатит за всё.

Франц снова потянулся за ножом, но сдержался. Что уже? Ничего не вернуть. Убийство из мести — бестолково. Лучше купит панихиду.

Он ещё раз взглянул на де Трая и покрепче сжал