Тайны Аральского моря - Алик Затируха

…— Плывём? — спрашиваю я, не сомневаясь в ответе.

— Плывём! — хором ответили Лёня с Игорьком.

Уже не раз прикидывал про себя (а, может, не только я, но и Лёня с Игорьком такими прикидками занимались): есть ли «младший брат» в нашей группе — тот, кого два «старших брата» берут в свою компанию только по доброте душевной? Все прикидки давали одинаковый результат — нет среди нас «младших братьев». Я, как ни крути, — наследник тайны, хотя в этом никакой полезности для остальных членов группы уже нет — они теперь эту тайну не хуже моего знают. Моя настоящая полезность в том, что мне проще всех найти транспортное средство, которое нам понадобится. Я могу попросить лодку с подвесным мотором у своих соседей, многодетной семьи Глик, и быть уверенным, что мне её дадут.

С этой семьёй у природы вышла какая-то осечка. Ведь по её законам в любом сообществе, и семейном тоже, все, как один, не могут быть добряками. Даже если в том сообществе всего-то три-четыре человека. А тут вот такой феномен — все девять… Каждый раз, при нарождении в этой семье ещё одного ребёнка, можно было предполагать, что уж вот этот точно станет отъявленным жмотом. Фигушки! И этот уже с малолетства готов был поделиться чем угодно и с кем угодно. На радость и в пример окружающим была создана природой эта удивительная семья.

Но всё-таки в любой группе должен быть… как это называется в социологии? Неформальный лидер? В нашей группе неформальным лидером будет Лёня Малеев. Что, разумеется, не будет подтверждаться никакими письменными или устными приказами и распоряжениями. Что даже обсуждаться никак не будет. А вот станет и всё — хочет он этого или нет. Уж таким уродился Лёня — с раннего детства обязанный быть руководителем любой группы, которую он сам организовал, в которую его пригласили, или в которую… Или в которую его, скажем аккуратно, угораздило попасть. Семья и школа не всегда одобряли состав и увлечения компаний, в которые попадал Лёня.

А Игорёк… А Игорёк первым понял и твёрдо заявил: «На этой ковровой карте — Трёхгорка, пацаны…» И много ещё полезного может придумать Игорёк в нужный момент. Есть у него такие способности. А моменты, когда надо будет ещё о чём-то догадываться и что-то придумывать, у нас обязательно должны будут случаться. Какое же это кладоискательство, если тебе на каждом шагу не придётся решать какие-то задачи, преодолевать какие-то препятствия. Тут, если найдёшь сразу, не будет той радости, которая охватит тебя, когда ты, весь в синяках и шишках, наткнёшься, наконец, на заветные сокровища.

Больше никого нам и не надо. Пусть мы ещё и не вошли в полную мужскую силу, но едва ли Золотой Казан окажется для нас слишком большим и неподъёмным. Да и станем ли мы его с Трёхгорки куда-то в Аральск переправлять. Зачем? Где там его прятать? Будем прямо там, на Трёхгорке, полными пригоршнями черпать драгоценности из Золотого Казана по мере надобности. Меру надобности будет диктовать жизнь.

Мы уже понимаем иронию и сами худо-бедно владеем этим инструментом. Понимаем, с какими пока интонациями в голосе мы можем себе позволить «черпать драгоценности полными пригоршнями». И всё-таки, всё-таки…

И всё-таки не всегда ироничными были те интонации — а вдруг действительно найдём?

…Данилыч не раз говорил нам, что острота предстартового волнения — верный показатель важности того, чему даётся старт. Тогда очень сомнительно, что кому-нибудь из нас придётся ещё хоть раз в жизни затевать что-то более важное. Предстартовое волнение было будь здоров.

… В ясную погоду с берега аральского рейда Трёхгорку можно разглядеть на самом горизонте. Но вот сколько до этого острова километров — этого никто нам толком не смог сказать. 30? 40? 50? Разумеется, мы, из осторожности, не могли опросить многих и быть очень настойчивыми. Из тех, кого спрашивали, на Трёхгорке не был ни один. Ни один не смог даже назвать человека, который там бывал. Но все сходились в одном — людям там делать абсолютно нечего.

…Большим успехом советской промышленности стала дюралевая лодочка «Казанка». Красива, прочна. А лететь над водой ей позволяет ещё одно достижение социалистической промышленности — подвесной мотор «Москва-10». Под 5-сильной «Стрелой», прежним высшим достижением в этой области, ни одна лодка глиссировать не могла. Правда, знатоки говорят, что «Москва-10» — точная копия какого-то заграничного мотора. Но у знатоков всегда так. У них всё, что, якобы, создано в СССР, — всё это содрано с заграничных образцов. «Даже Т-34 и АК-47?» — спросил я как-то одного такого знатока, с которым часто встречался в библиотеке «Рыбника». «А ты как думал!» — ответил он с такой убеждённостью, будто лично стырил из секретных зарубежных сейфов чертежи прототипов Т-34 и АК-47.

…Летим на «Казанке» к Трёхгорке.

Я — на руле. На переднем сиденье лодки расположился Лёня с биноклем на груди. Время от времени он внимательно осматривает всё вокруг. На средней банке — Игорёк. Исполняет самые известные дворовые песни Аральска, стараясь хотя бы иногда перепеть мотор.

Ровный гул мотора — что может ещё больше ласкать слух тем, кто доверился этому мотору на каком-то важном отрезке своей судьбы. А с каким, наверное, волнением должны прислушиваться к звуку моторов те, которые жизнь свою доверяют тем моторам. Лётчики, например.

Полный штиль. Вода перед нами — голубое зеркало. За нами его поверхность гнут волны от нашей несущейся «Казанки».

По-моему, самый виртуозный летун на планете — муха. Но и чайка может закладывать такие пируэты, что залюбуешься. А вот мартын против неё тяжеловат. Всё равно, что бомбардировщик против истребителя.

Пролетела и села где-то вдалеке стая лысух. Эти, в отличие от чаек и мартынов, летают целыми эскадрильями. Лёня даже не смотрит в ту сторону — мы не на охоте, не погонимся за ними.

…Ну, вот и подплываем к Трёхгорке. Посмотрим на часы. Если средняя скорость нашей лодки — километров двадцать в час, то проплыли мы километров 35–40. На лодках так далеко в море от Аральска никому из нас отплывать ещё не приходилось.

Оказывается, Трёхгорка — это не только три горы. Мы уже видим на острове и немалые