Война маленького человека - Ирина Малышко

Так по странному стечению обстоятельств я приехала записывать лекцию, опровергающую идеи Новороссии двадцать первого века, фактически в столицу Новороссии восемнадцатого столетия.

Лекция – это была моя идея-фикс. Я не могла молчать, когда мою самую любимую философскую концепцию извратили, перекрутили, а ее идеи в извращенном виде использовали для теоретического обоснования войны. Войны, лишившей меня дома. Я искренне ненавидела псевдофилософа Дугина, идеолога этой новоявленной «Новороссии». Как философ, я считала своим долгом аргументировать его научную несостоятельность.

Лекция давалась мне тяжело, мозги плохо собирались в кучу. Ценой титанических усилий я таки подошла к какому-то финальному результату. Теперь мне нужно было найти помещение для записи. Оператором и режиссером вызвался быть мой друг. Для поиска места для лекции я воспользовалась старым проверенным способом и кинула через Facebook запрос Вселенной. И Вселенная ответила мне в лице моей киевской подруги. Она договорилась с одной из днепропетровских галерей о записи моей лекции.

Друзья – это неотъемлемая и существенная часть моего пути. И если бы не они, я, скорее всего, не справилась бы со всеми своими переселенческими «приключениями». Меня поддерживали живущие в Америке и Израиле, Панаме и Новой Зеландии. Каким-то чудом, какой-то оказией мне передали конверт с деньгами мои московские друзья. Они прислали мне гривны, которые у них остались после поездки в еще украинский Крым. Сумма была совсем небольшая, но я прекрасно понимала, что для семьи со средним достатком и тремя маленькими детьми – любые деньги имели значение. Этот конверт для меня был намного больше, чем просто деньги. И таких историй можно привести немало.

«Друзья, спасибо, что вы есть» – этот пост в Facebook’е у меня появлялся регулярно.

За эти дни я всем сердцем полюбила Днепропетровск, его широкие улицы, его большую воду – могучий Днепр, мне было бесконечно комфортно в этом городе. На мой взгляд, самый красивый украинский выговор именно в Днепропетровске, при условии, что это хороший украинский, а не суржик. В Днепре были, на мой взгляд, также одни из самых красивых мужчин страны. И когда эти прекрасные мужчины начинали говорить своим прекрасным украинским выговором – мое сердце начинало медленно таять. Как все женщины, я любила ушами.

Правда, в Днепропетровске я впервые столкнулась с ситуацией, которая потом будет повторяться с завидной регулярностью. В Днепре очень плохо относились к «донецким». Этот город принял на себя тяготы войны, включая беженцев-переселенцев, к которым я себя не относила ни по каким параметрам.

Я наивно считала, что «жовто-блакитный» нимб украинского патриотизма ярко сияет над моей головой и его не заметить было невозможно. Свойственный мне природный космополитизм под воздействием всех этих наших страшных событий переродился на яростный патриотизм. И я была уверена, что карма «донецких» меня не коснется. Но, к сожалению, я ошиблась. Именно в Днепре я выслушала впервые спич в свой адрес: все зло в стране от донецких, им нельзя ни квартиры сдавать, ни работу давать. Для меня это было шоком, от которого я отходила долго в особенности потому, что выслушала все это от достаточно близкого человека. Но этот разговор все равно не смог повлиять на прекрасные и светлые чувства к этому городу.

Лекцию я записала. Очень узкие круги, в которых я была широко известна, приняли лекцию хорошо. В моем списке друзей в Facebook’е после ее публикации появилось с десяток новых имен. Дело было сделано. Мое пребывание в доме родственников уже затягивалось, у них была своя жизнь, маленькие дети. И я направила свои стопы в Харьков.

Этот город выплыл в моем путешествии случайно. Еще во времена моей активной летней «половой жизни» в оккупированном Донецке через Facebook я познакомилась с одной журналисткой. У нас с ней оказалось довольно много общего (мне так казалось). Она меня пригласила в гости. И я с радостью согласилась. В Харькове я не была ни разу в жизни. Я была открыта ко всему новому, поэтому любое предложение встречала с радостью.

И в Харькове меня неожиданно накрыло. С одной стороны, я была гостьей, с другой – везде меня преследовали рассказы о неблагодарных донецких. Я всеми фибрами своей души не хотела быть причастной ко всему этому. Я до смерти не хотела быть «переселенцем», спать в чужом доме, на чужом диване, слушать чужие истории, жить чужой жизнью. Я не очень понимала свою роль в этой квартире. Мы с хозяйкой не были друзьями. Как выяснилось, в реальной жизни, в отличие от виртуальной, у нас было очень мало точек соприкосновения. Моей хозяйке нужен был слушатель. Не собеседник, а именно слушатель. У нее была довольно-таки насыщенная и интересная жизнь, она много ездила по миру, ей было о чем рассказать. А мне в тот момент хотелось побыть одной и понять, что мне делать дальше. И я стала от нее сбегать. Я не хотела и не хочу показаться неблагодарной, но в тот момент мне не нужны были никакие ее знаки внимания, я хотела одного: спрятаться от всех. Тогда я еще не знала, что такой роскоши у меня не будет еще очень долго.

Почему-то у меня лучше получалось дружить с городами, чем с людьми. Харьков был хорош. Местами он очень похож на Москву, особенно метро, такая мини-копия московского метро. Киевское метро – другое. А харьковское и московское очень похожи, у них даже запах схож.

Но больше всего Харьков напоминал мне Париж, в котором я никогда не была, но всегда хотела. Я так его для себя и определила – украинский Париж. Маленькие кафе с отличным кофе и круассанами, маленькая Эйфелева башня. Харьков был хорош. Но долго от гостеприимной хозяйки и ее длительных бесед я бегать не могла, и нужно было уезжать.

Киевские друзья были по-прежнему вне зоны доступа. Я, как обычно, кинула клич Вселенной о помощи через Facebook. Кто-то вызвался приютить меня. Я купила билеты в Киев. И тут произошло чудо. В этот день мои друзья прилетели из Тибета.

С поезда меня забирали друзья, всю дорогу в нашу деревню я бессильно лежала на заднем сиденье, обняв свой уже давно не голубой чемодан Marks&Spencer для летних поездок. Из багажника джипа доносилось сопение моего главного четвероногого друга. Я снова была среди родных и совсем своих.

До боли знакомые улицы, порция суши, «Сильпо», сухое Чили, красное и белое, дорога в наши Нью-Васюки, родные лица и лучшая собака в мире – здравствуй, любимый Киев!!!

В Киеве я осела не сразу. Я еще немного пометалась между Днепром, Запорожьем и Киевом. То, что я осяду в Киеве, мне было понятно с самого начала. Но мне все время хотелось куда-то сбежать. В первую очередь от самой себя. И я использовала любую возможность, чтобы отправиться в путь.

Осень у меня прошла в разъездах. Помню, как-то стою на вокзале, жду поезд. Настроение на нуле, спина болит, душа болит. Подходит бомжичка и начинает песню: «Я из Луганска». Я поворачиваюсь к ней и очень тихо говорю: «А я из Донецка», – на что она мне: «Дай Бог тебе здоровья», – и отошла.

В память еще врезался разговор, подслушанный в каком-то из рейсовых автобусов во время осенних катаний. За мной сидели два человека. Один из них возвращался после отпуска обратно на войну. Они разговаривали, а я просто слушала. Человек с войны с гордостью сообщил, что купил себе на рынке советское офицерское, еще времен афганской войны, обмундирование, показывал крутые берцы. Купил он все это за свои деньги. Рассказывал о дуэлях «Градов», о зачистках автоматчиками. «И если бы не волонтеры – так с голоду бы умерли на передовой. Такая теперь война», – с горечью сказал он в заключение и замолчал. Ему было лет за сорок, уставшее, изможденное лицо. И собеседник его замолчал. Так и ехали до конца молча.