Робинзон по пятницам - Анастасия Монастырская

— Стефания! Ты должна вспомнить все события с точностью до секунды. Иначе мы ничего не гарантируем.

— Мы ничего не гарантируем, — поддакнул дядька. — Без твоих показаний наше расследование может пойти по ложному пути. — Он перелистнул несколько страниц. — Ты его убила?

— Кого? — сопротивляться не было сил.

— Алекса. И еще этого… Твоего начальника.

— Ага. Обоих. Задушила в объятиях, утопила в вине, сожгла в огне страсти. А потом станцевала над бездыханными телами ритуальную джигу. Родственнички, дорогие, если через пару секунд вы не уберетесь отсюда, я то же самое проделаю и с вами. И любой суд меня оправдает. Состояние аффекта. Понятно?

Я протянула руку к подушке. Тетка с дядей синхронно вскочили с кровати и попятились к двери. Из-под одеяла вылез Жбан и уставился на непрошеных гостей.

— Жбаня! Фас!

Визитеров след простыл.

Или мне показалось? Кровать ходила ходуном. Я не сразу сообразила, что это семейство Сидоровых пыталось примерить на меня наручники.

— Где вы их взяли, изверги?

В ответ послушалось довольное сопение: ну да, зачем задавать столь идиотские вопросы? Ясное дело: позаимствовали на время у представителей правоохранительных органов, пока те несли свою опасную и нелегкую службу. Интересно, а ключиком-то успели разжиться? А то ведь сейчас закуют незаконную жену своего блудного папки в кандалы, и…

Мысль о ключе подбросила меня под самый потолок.

— Отставить! Как дам ремня хорошего!

— На детей кричать нельзя! — нравоучительным тоном объяснила мне Ольга (и эта сюда пожаловала!). — Их нужно холить, лелеять и воспитывать.

— Ну и воспитывала бы себе на здоровье Песталоцци ты наш доморощенный, вместо того, чтобы мешать покою честных граждан.

— Честных граждан в убийствах не обвиняют, — съязвила Ольга, запахивая розовый халат, от чего она стала похожа на раскормленного дождевого червя. — Меня, например, не обвинили. А у тебя подписку взяли! — И такая зависть у нее в голосе прозвучала, что я даже на минуту пожалела о своем вынужденном участии в трагических событиях. Была бы моя воля, отдала бы криминальные лавры своей родственнице: и сомнительное алиби, и отпечатки пальцев, даже подписку о невыезде, и ту бы отдала. Только бы они меня все оставили в покое! Но нет: у Ольги оказалась своя версия, которая требовала немедленной проверки.

— Эфа, я на досуге сопоставила отдельные факты и поняла: ты не виновата. Просто ты была в состоянии эффекта.

— Аффекта.

— Ага, я так и говорю. А за это у нас не судят. Ты, главное, не бойся. Признайся, и сразу на душе легче станет. У нас, кстати, самый гуманный суд в мире. Я про это читала.

— И еще смотрела, в "Кавказской пленнице".

Ольга не смутилась:

— Смотрела. У меня широкий культурный кругозор. Правда, дети?

Дети охотно согласились, поскольку умудрились таки надеть на мамочку украденные накануне наручники. Я оказалась права: ключ они взять не догадались. Засыпала я под злые завывания Ольги и радостное хихиканье младших Сидоровых.

Под утро мне приснился толстый зеленый принц. Светящимися пальцами он прикуривал трубку от огромной орхидеи и требовал от меня подписку о невыезде.

* * *

От ночных игр в детективов был только один плюс. Намаявшиеся родственники спали без задних ног. Поэтому утро прошло в хорошей дружеской обстановке. Рыбки меланхолично слопали кусок сырого мяса. Гена удовольствовался вегетарианской пищей. Жбан устроился прямо на столе и гипнотизировал свое отражение в блестящем кофейнике. Я смотрела новости.

Местное телевидение билось в чернушной истерике: война, забастовки, поджог, убийства. Декан и Алекс оказались в неплохой компании. Помимо них, в иной мир накануне отправились банкир, политик и директор овощной базы. Журналистика — это когда сообщают: "Лорд Джон умер", — людям, которые и не знали, что лорд Джон жил. Так говорил Гилберт Честертон. Российская журналистика — разговор особый. Неважно, что именно сообщить, главное — сообщить. Пытаясь объять необъятное и объяснить необъяснимое, журналисты тянули параллели. Параллели пересекались на удивление плохо, но кто ж отступает перед трудностями? Политика назвали светилом отечественной политики, банкира — финансовой системы, директора — национального овощного хозяйства, декана — солнцем российской науки. Алексу в этом ряду достойного места не нашлось, поэтому его сделали народным представителем. По словам кожаного мальчика-аналитика, наступало очередное затмение. Солнце выбирало себе жертв. Самых лучших. Когда дошло до ацтеков, я переключила телевизор. Ацтеки, зимой? Это слишком.

Мобильная трель поймала в ванной комнате, когда я чистила зубы. Как известно самый неподходящий момент наступает в самое подходящее время.

— Эфа?

— Хто ето? — прошепелявила я, пытаясь завернуть колпачок на хихикающем тюбике с пастой.

— Катя.

— А, Катюша, — мгновенно подобрела я, услышав голос деканской секретарши. — Как ты? Уже пришла в себя после вчерашнего?

— Эфа, мне срочно нужно тебя видеть.

— Кать, сегодня выходной, — осторожно напомнила я, и на всякий случай уточнила. — Суббота.

— Пожалуйста, это очень важно.

— Хорошо. Где?

— В Макдональдсе. Около вуза. Через два часа, тебя устроит?

Не особенно, но пришлось согласиться. Впрочем, может, оно и к лучшему? Услышав шорох просыпающихся домочадцев, я мигом оделась и пулей выскочила из дома. Перевела дух уже на крыльце. Рефлекторно оглянулась на соседскую половину. На дубовой двери белела полоска с печатями. Черт, а ведь еще вчера я могла сказать "да", и возможно, все повернулось бы иначе. Бедный, бедный Романов! "А ведь я мог стать художником", — сказало Кентервильское привидение, смешивая акварельные краски.

И все-таки кому мог насолить безобидный Алекс, директор небольшой фирмы, торгующей дешевыми фильтрами для воды? Конкурентам? Вряд ли. Дела у Романова шли ни шатко, ни валко: на жизнь и путешествия хватало, на бизнес нет. Обманутым покупателям? Даже не смешно. Сейчас обманутые покупатели идут в общество защиты потребителей. Если убивать каждого продавца-мошенника, то российский бизнес быстро сойдет на нет. Так что причины следует искать в ином. Из того, что я вчера услышала, убийство Романова больше смахивало на бытовое.

Обнаружила тело тетка. За два часа до этого Романов отключил воду и свет. Гена мгновенно вылез из джакузи и пошел бродить по дому, кусая все, что попадалось ему на зубы. Теткины ноги попались ему третьими по счету. Соня решила действовать. Позвонила к Алексу. В ответ — тишина. Дверь оказалась незапертой. Вошла. Зажгла свет. И завизжала, поскольку увидела тело.

Алекс сидел за накрытым столом. Бокалы с коньяком, легкая закуска, розы в вазе. Все намекало на романтическую обстановку. Как и в случае с деканом, на теле Романова не обнаружили никаких ран. Просто взял и помер. А мне, понимаешь, теперь расхлебывай.