Убийственный Париж - Михаил Трофименков

Знакомый аббат говорил о нем: «Деликатный, чувствительный, но безвольный, лишенный энергии. Мечтатель. Он воображал, что способен на вещи, которые не мог совершить». Домохозяйка вторила: «В нем было что-то девичье скромный и сдержанный не сумасшедший, а странный». «Прямодушный, искренний, верный никаких низменных интересов, ни корысти, ни желания прославиться», — уверял честнейший Марк Санье. Двадцатилетний Вийен увлекся его христианско-социалистическим движением «Сийон» («Борозда») и целый год питался если не хлебом и водой, то круассанами и молоком — копил тысячу франков, чтобы внести их в фонд движения.

Деньги присылал отец — сто пятьдесят — двести франков в месяц. Сам Вийен был не способен зарабатывать. Сельхозшколу он закончил с грехом пополам: то болел, то отбывал воинскую повинность. В армии однополчане глумились над «девчонкой» Вийеном за коленопреклоненные молитвы, терзали антивоенными куплетами. Работу он быстро потерял, а новую не нашел, так и болтался между Парижем и Реймсом. Из жалости его взял в секретари аббат Кальве. Из жалости ему поставили удовлетворительную оценку на экзамене по египтологии в школе Лувра. Его все искренне жалели.

Мать выкинула двухлетнего Рауля из окна и провела остаток жизни в лечебнице. Бабушка свихнулась на религии, тщательно мыла стулья, на которых сидели ее немногочисленные гости, не покидала комнату, готовясь к божественной миссии. Отец менял любовниц как перчатки: сначала Рауль мечтал их убить, потом возненавидел женщин. Девственник, он пару раз покупал проституток и просил раздеться — не более того.

Тогда Вийен «искал идеал красоты», рыдал перед Реймским собором, на Акрополе, повстречав на парижском рассвете только что причастившуюся девушку с лицом невыразимой «невинности и красоты». Еще немного, и он бы изошел на слезы, если б не находился в вечных поисках. Объявил себя толстовцем и оставался в этой уверенности, даже когда его судили за убийство. Его потряс «Сид» в «Комеди франсез», и он замыслил драму про Эльзас и Лотарингию, «которая разжалобит всю Францию». На суде говорил, что его интересовали лишь две утраченные провинции и величие родины.

Как способствовать ее величию, он решил не сразу. Сначала мечтал умереть за нее, потом — убить и умереть, потом — просто убить. В эльзасском замке Хохкенигсберг в ноябре 1911 года в душе юноши вспыхнуло страстное желание убить кайзера, но он помиловал «единственного среди монархов Европы знатока искусств». С лета 1913 года миссия, «подобная миссии Жанны д’Арк», оформилась: убить Жореса. Почему именно его? Да потому, что Вийен читал газеты.

Убив, он бежал, но метранпаж Юма Тисье догнал его и оглушил ударом трости по голове, а толпа едва не линчевала. Убийство осудили даже те, кто бредил расстрелом Жореса. Власти опасались бунта: в Париж ввели два полка кирасир. Но рабочий класс наутро покорно пошагал на призывные пункты. Тем не менее Вийен провел под следствием пятьдесят шесть месяцев. Его боялись судить, пока эйфория будущей победы не затмит процесс. Все считали его блаженным, а он в письмах из тюрьмы инструктировал друзей, каких показаний от них ждет: следовало говорить о его аполитичности и дурной наследственности.

Суд состоялся 24–29 марта 1919 года. Звезды политики сравнивали Жореса с Руссо и Гюго, превозносили его патриотизм, уверяли, что, будь он жив, непременно боролся бы с большевизмом. Никто не требовал головы Вийена, ведь Жорес ненавидел смертную казнь. Защита просила простить убийцу: какие счеты между французами после победы, помиримся, братья. Присяжные единодушно оправдали его, сочтя простительным убийство «на почве страсти», и обязали семью Жореса оплатить издержки. Социалисты заявили, что Жореса убили во второй раз, бунт опять не случился, но Вийену было страшно: под его окнами в Осере, куда переехала из разрушенного немцами Реймса его семья, бушевали демонстранты.

Его охотно приглашали, как пикантную диковинку, хозяйки салонов, но Вийен уехал в Париж, сменил имя на Рене Альба и отпустил бороду. Не найдя работы, собрался было в США, но 19 апреля 1920 года попался на сбыте шестисот тридцати пяти фальшивых однофранковых монет. Из обжитой тюрьмы Сантэ он вышел в октябре, уплатив сто франков штрафа. Подоспевшее тетушкино наследство позволило исполнить мечту о путешествиях. На шесть лет он пропал из виду, а в 1932 году обнаружился в Барселоне, где ждал парохода на Таити: там он решил поселиться. Парохода все не было: коротая время, Рауль посетил Ибицу и влюбился в нее: какое, к черту, Таити.

Архитектор Рене Поль Гоген, внук художника, взялся построить Вийену дом: только бы он не проектировал его сам, обезобразив округу. Однако, не получив гонорар, Гоген устранился, и Вийен возвел дом своего бреда: комнаты без окон, лестница в никуда, башенки, люки, во дворе — исполинский крест.

Потом он сошел с ума. В колониальном костюме, ставшем из белого черным, бродил по Ибице, хохоча и распевая «Братца Жака». Дети кидали в него камни. Взрослые забыли его имя и звали «чокнутым из порта». Наверное, он не заметил, как в Испанию пришла гражданская война, и не догадывался, что при республиканцах, выбивших с Ибицы фашистов, не стоит превозносить католицизм. Неизвестно, когда точно — между 13 и 17 сентября 1936 года — вооруженные люди увели его из дома-галлю-цинации и сколько дней провалялся на пляже труп расстрелянного убийцы.

P. S. В телефильме Франка Гутке «Смерть депутата Жореса» (ФРГ, 1970) Жореса играл Вольфганг Бютнер, Вийена — Эрнст Якоби, Морраса — Петер Франк, в телефильме Анжа Каста «Жорес: жизнь и смерть социалиста» (1980) Жорес — Бернар Фрессон, Вийен — Жерар Ле Кайу. Жореса также играли: Фриц Райф («Дрейфус» Рихарда Освальда, Германия, 1930), Александр Гранах («1914. Последние дни перед войной» Рихарда Освальда, Германия, 1931), Вольфганг Бютнер («Дело Дрейфуса» Франца Йозефа Вильда, телефильм, ФРГ, 1968), Жерар Дарье («Бунтари» Пьера Баделя, телефильм, 1977), Пьер Сантини («Альбигойское лето» Жака Требута, телефильм, 1977), Вильям Сабатье («Эмиль Золя, или Человек совести» Стеллио Лоренци, телефильм, 1978), Андре Селье («Несколько людей доброй воли» Франсуа Вилье, телефильм, 1983), Шарль Ренье («Роза Люксембург» Маргарете фон Тротта, 1986), Рене Оберженуа («Великая война и рождение XX века», телесериал, 1996), Филипп Торретон («Жорес: рождение гиганта» Жана Даниэля Берега, телефильм, 2005), Жан Клод Дрюо («Отделение» Франсуа Ансса, телефильм, 2005), Андре Маркой («Бригады Тигра» Жерома Корнюо, 2006).

В октябре или ноябре 1924 года в особняке кардинала Ришелье — где, впрочем, сам кардинал не жил, зато жил его внучатый племянник, маршал де Ришелье, — поселился двадцатиоднолетний целеустремленный, талантливый, циничный, развращенный бельгийский журналист Жорж Сименон со своей женой Режин Реншон, которую все звали просто Тижи. Дом номер 21 на площади Вогезов стал на целых шестнадцать лет первым и, по сути, единственным парижским адресом главного детективного писателя Франции. Он и сам был героем — или антигероем — романа своей жизни, не менее увлекательного, чем, скажем, «Мегрэ и труп без головы»: кстати, обезглавленный труп в жизни Сименона тоже фигурировал. Не было роли из криминального репертуара, которую он не сыграл бы: свидетель, обвиняемый, следователь, пособник.