Бинти - Ннеди Окорафор

– Да.

– Зачем?

– Нужно было, чтобы ты понимала нас, а другого способа нет, – сказала Окву.

– И ты должна была доказать, что ты и впрямь наш посол, а не пленник, – сказал вождь. Он помолчал. – Я вернусь на корабль, и мы примем решение касательно Окву. – Он уже направился к выходу, но обернулся: – Бинти, тебя всегда будут чтить среди медуз. Судьба управляет мной верно, она свела меня с тобой.

И он вышел.

Я осталась, в новом, странном теле. Не погрузись я так глубоко в медитацию, я бы кричала не переставая. Я была так далека от дома.

* * *

Мне рассказали, что новости о том, что произошло, распространились по всему Оозма Уни буквально за считаные минуты. Согласно им, некая человеческая особь женского пола из крохотного племени спасла университет от нападения медуз, пожертвовав своей кровью при помощи своих уникальных способностей к математической гармонии, а также магии предков. «Племя»: так они именовали этнические группировки людей, слишком удаленные и «нецивилизованные», чтобы отправлять студентов на обучение в Оозма Уни.

Следующие несколько дней я привыкала к тому, что люди удивленно таращились на мою окрашенную алым кожу и странные волосы. А когда они видели меня вместе с Окву, они напряженно смолкали и старались уйти поскорее. Скорее всего, я для них была странным и экзотическим образцом человеческой породы, а Окву – представителем воинственной расы, которая до последнего времени не вызывала ничего, кроме страха. Окву эта слава льстила, тогда как мне хотелось найти подходящую пустыню и углубиться туда, чтобы заниматься там науками в тишине и покое.

– Все люди страшатся безупречной и бескомпромиссной чести, – провозгласила Окву.

Мы с ней сидели в одной из библиотек города Оружейников, разглядывая пустую витрину, где когда-то содержалось жало вождя. Находившийся в трех часах лету от города Математиков город Оружейников был заполнен народом – и на улицах, и в плоских серых каменных постройках. Под каждым из этих строений находился как бы опрокинутый небоскреб, уходящий на многие мили в глубь земли, и только одни студенты да их профессора знали, что там изобретают, испытывают или подвергают разрушению. После того собрания именно сюда они доставили меня, Окву и вождя, чтобы возвратить жало.

Нас сопровождал некто, больше всего похожий на крохотного зеленого ребенка с корнями, что росли на месте головы; позже я узнала, что в городе Оружейников он был профессором. Именно он вошел в хранилище из чистого прозрачного хрусталя, размером пять на пять футов, и отворил его. Жало располагалось на верхушке хрустального постамента и походило на острый осколок льда.

Вождь медленно приблизился к хранилищу, протянул окуоко и выпустил мощный голубоватый султан дыма, чуть только окуоко коснулось жала. Никогда не забуду, как тело вождя из голубого стало прозрачным, чуть только жало вновь стало частью его. Осталась лишь одна голубая линия в том месте, где оно приросло; шрам, который всегда будет напоминать ему о том, что сделали ученые из Оозма Уни ради тяги к познаниям.

После этого, но перед тем, как вождь и остальные взошли на борт «Третьей Рыбы», которая должна была их доставить к их собственному кораблю за пределами атмосферы планеты, я по просьбе Окву склонилась перед вождем и положила себе на колено его жало. Оно было тяжелым и гибким, точно струя твердой воды, а конец такой острый, что, казалось, мог прорезать дыру в другое измерение. Я положила полную горсть отжиза на то место, которым оно приросло к основанию. Минуту спустя стерла излишек. Голубой шрам исчез. Их вождь обрел свою чистую королевскую прозрачность, к тому же у них есть полкувшина отжиза, что забрала у меня Окву, а отжиз исцеляет их плоть точно по волшебству; здесь они оставят одну из своих, первую медузу, что будет учиться в университете. Медузы покинули Оозма Уни в большем довольстве и благоденствии, чем прежде.

* * *

Мой отжиз. Да, вот с ним-то целая история. Недели спустя после того, как я приступила к урокам и люди наконец-то стали привыкать ко мне, ограничиваясь удивленными взглядами и перешептыванием, у меня закончился отжиз. Я давно знала, что это случится. Пахучее масло того же состава я нашла на рынке. Его производили черные цветы, что в изобилии росли в пещерах неподалеку. Но вот нужную глину было не так легко найти. Около моего жилого корпуса через дорогу рос лес, как раз подле одного из учебных корпусов. Я никогда не видела, чтобы там кто-то гулял, но в него вели пешие тропы.

Тем вечером, пока еще не стемнело, я пошла туда. Я шла быстро, стараясь не замечать устремленные на меня взгляды, и с облегчением закрыла за собой калитку, отрезая себя от любопытствующих прохожих. При мне была сумка с астролябией и пакетик с орешками, а в руке – эдан, холодный и маленький. Ступив на лесную тропу, я сильно сжала его в руке. Через несколько шагов я, казалось, совсем углубилась в лес, закрывший собой красно-лиловое небо. Кожа моя казалась мне почти обнаженной, такой тонкий слой отжиза лежал на ней.

Я нахмурилась и на миг заколебалась. Там, откуда я пришла, у нас не было лесов, и плотно растущие деревья, и маленькие жужжащие твари, и густые листья заставили меня чувствовать себя так, словно лес меня проглотил. Но тут я посмотрела под ноги. Я посмотрела прямо на свои обутые в сандалии ноги и поняла, что стою как раз на том, в чем я так нуждалась.

Той ночью я приготовила отжиз. Я смешала его и оставила на весь день на ярком солнце. Я не пошла на занятия и ничего в этот день не ела. Вечером я вернулась к себе в комнату и помылась: я сделала то, что люди моего народа делают очень редко: я помылась водой. И когда вода потекла по моим волосам, по моему лицу, я заплакала. Вот все, что у меня осталось от дома, и я смываю это в сток, из которого берут воду деревья, что растут рядом со студенческим общежитием.

Помывшись, я отодвинулась от струй воды, что падали с потолка. Я медленно подняла руки. Дотронулась до своих «волос». Окуоко были мягкими, но упругими и скользкими от воды. Они касались моей спины – длинные, скользкие. Я потрясла ими, впервые не отягощенными отжизом.

Я закрыла глаза и помолилась Семерым; я не делала этого с тех пор, как прибыла на планету.

Я молилась и за живых моих родных, и за предков. Открыла глаза. Время звонить домой. Скоро.

Я выглянула из душевой кабинки. Я делила ее с пятью другими студентами-людьми. Один из них как раз собирался уходить. Как только он ушел, я схватила свою тунику и вышла. Обернула ткань вокруг бедер и долго рассматривала себя в большом зеркале. Очень, очень долго. Не свою темную кожу, но то, что раньше было моими волосами. Окуоко сияли прозрачной голубизной, лишь кончики были синими и непрозрачными. Они вырастали из моей головы, точно так повелось с рождения, и смотрелись так естественно, что я бы даже не сказала, что выгляжу уродливо. Они чуть-чуть превосходили по длине мои собственные волосы, доставая до пояса, и каждая была толщиной с приличного размера змейку.