Мышление будущего. Пять видов интеллекта, ведущих к успеху в жизни - Говард Гарднер

Синтез Брайсона мне нравится. Автор приводит огромное количество интересных и познавательных сведений, строя свое повествование очень логично. Он не заваливает читателя именами и фактами, а подробно рассказывает занимательные истории, делает из них выводы и выстраивает между ними связи. При этом ему удается создавать удивительно цельную картину мира. При этом сам он предстает как информированный, но не всеведущий гид, и не забывает о читателях, которых представляет себе как людей, не слишком искушенных в научных знаниях, но готовых учиться. Возможно, такой подход объясняет его собственное признание в том, что он сам не был экспертом, начиная работать над материалом для этой книги. Скорее (вспомним Данте, которого в аду сопровождал Вергилий), он был учеником, который хотел понять достаточно, чтобы поделиться результатом собственного синтеза с читателем. Я считаю, что наш великодушный учитель добился успеха.

Книга Кена Уилбера «Краткая история всего» вдохновила меня меньше. Уилбер широко известен как истинный интеллектуал, самостоятельно освоивший огромные пласты знаний в таких областях, как философия, теология, естественные науки и психология (и многих других дисциплинах). Он предпринял попытку объединить и синтезировать все знания, которыми он овладел, и облечь их в строгую теоретическую рамку. Насколько я знаю, на сегодня это самая дерзкая попытка синтеза в англоязычном мире и, пожалуй, самая успешная.

В различных работах Уилбер старается структурировать знания, выстроив их в определенной иерархии. Он как бы двигается от физики к психологии, от низших форм восприятия к высшим формам сознания. Он располагает дисциплины в зависимости от их места в целостной картине мира, группирует десятки теорий в систему. Кроме того, Уилбер пытается соотнести все эти формы человеческой мысли и знаний о мире с высшей формой духовного, уровнем, на котором «дух начинает узнавать себя, просыпается, начинает осознавать свою природу»[20]. Под «духовным» Уилбер не имеет в виду конкретную религию. Он утверждает, что совместил западное и восточное понимание души. Уилбер полагает, что между идеями мыслителей всего мира существует удивительное сходство вне зависимости от исторической эпохи: «живи они сегодня или шесть тысяч лет назад, в Нью-Мексико на Западе или Японии на Востоке»[21].

Чтобы продемонстрировать неоднозначность работы Уилбера, приведем его собственные высказывания. Вот как говорит о своей работе:

Я просто начал составлять иерархические карты – традиционные и нового времени – все, от буддистских виджан до Пиаже, Маркса, Колберга, ведических кош, Маслоу, Ленски, каббалы и т. д. У меня, в прямом смысле слова, были сотни этих карт, разбросанных по полу. Я подумал, что, может быть, я смогу придумать единую иерархию знаний, которую все мудрецы и науки мира представляли по-своему[22].

Без сомнения, попытка Уилбера достойна уважения. Почему его труд воспринимается столь неоднозначно? Все дело в том, что Уилбер действительно оказался лишь «объединителем» знаний. Он всегда стремился разглядеть связи, совместить теории, рассказы, примеры, подчеркнуть их схожесть, выстроить в определенном порядке. Вот его собственные слова: «В последнее время культурной эволюции способствуют многие ученые. Я назову лишь нескольких: Юрген Хабермас, Джеральд Херд, Майкл Мерфи, Сисиркумар Гоз, Алистер Тейлор, Герхард Ленски, Джин Хьюстон, Дуэйн Элгин, Джей Эрли, Дэниел Дэннет, Роберт Белла, Эрвин Ласло, Кишор Ганди и Жин Гебсер»[23]. Это далеко не единственный пример формального объединения разнородных явлений, людей и теорий – такие заявления часто можно встретить в трудах Уилбера.

«Объединителям» противостоят «раскольники». Раскольники ищут в мире различия, им нравятся несовпадения, они всегда спрашивают: «Почему это не сочетается? В чем различие? В чем основное различие?» В ряду объединителей и раскольников я стою посередине. Однако, столкнувшись с одним из текстов Уилбера, я чувствую, что сам готов бороться с объединением всего и вся. Даже если, по Уилберу, все связано со всем Великой цепью бытия, человек тем не менее вынужден выбирать приоритеты, искать различия, делать сравнения. Уилбера очень сложно опровергнуть. Но на интуитивном уровне в книге Брайсона чувствуется постоянная борьба и развитие, Уилбер же всеми силами стремится сгладить любые несоответствия и острые углы, чтобы доказать свою точку зрения. Его подход фактически парализует критическую мысль.

То, что книга Брайсона нравится мне больше, чем работа Уилбера, – безусловно, вопрос моих личных предпочтений. И я благодарен Уилберу за то, что он познакомил меня со многими интересными идеями, фактами и достижениями человеческой мысли, а также за то, что в его огромной схеме нашлось место и моим работам. Люди, увлеченные идеей объединения всего и вся, считают Уилбера пророком. Однако я боюсь, что его попытка синтеза принесет пользу лишь тем, кто принял его основную установку, будто все явления природы, мысли, культуры и науки можно организовать в одну гигантскую схему. Уилбер вряд ли найдет сторонников среди скептиков.

Мышление ребенка характеризуется двумя особенностями, которые, на первый взгляд, кажутся противоречивыми. С одной стороны, дети дошкольного возраста с готовностью ищут связи – они всегда сравнивают предметы и явления. С бананом играют как с телефонной трубкой (но редко наоборот – по крайней мере на данный момент истории!); на палке скачут как на лошади; пешеходный переход называют «зеброй», образуют глагол «красивиться» от прилагательного «красивый».

Слушая бравурный марш, пятилетний ребенок может сказать, что он напоминает стук колес в поезде; если десятилетнего школьника познакомить с моделью разделения власти в правительстве США, он сравнит ее с тремя качелями, которые сначала качаются не в такт, а затем начинают качаться синхронно.

Если учесть такую склонность к поиску связей, неудивительно, что дети пытаются интегрировать или синтезировать. Конечно, такой синтез обычно неверен в своей основе. Термин «относительность» применялся к кубизму Пикассо и физике Эйнштейна, однако ни один из этих феноменов не становится более ясным благодаря этому искусственному объединению. Слово «красивиться» образовано по общим правилам словообразования, однако в языке его нет. Качели могут качаться в такт, однако ветви власти не всегда делают это, их интересы могут сталкиваться или подчиняться друг другу. Если человек не владеет соответствующими знаниями и не умеет оценить правомерность той или иной аналогии, его стремление искать связи не принесет пользы. (Кен Уилбер может не согласиться с этим!)

Ребенок растет, и его желание во всем находить аналогии постепенно угасает. Исследования способности к созданию метафор показывают, что маленькие дети чаще, чем дети более старшего возраста, придумывают метафоры – милые, но порой неверные. Дети шести лет и старше уже строят свое познание мира скорее на поиске различий, а не сходства. Они стараются избегать неточных сравнений. Несомненно, у них остается способность к сравнению, однако с возрастом большинство людей стесняется предлагать свежие сравнения. Лишь поэты способны придумывать метафоры всю жизнь.