Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер

– Да, миз Сьюзи, мадам, – прозвучал шепот, а кто-то даже всхлипнул.

– Вот и отлично, и не будем больше об этом. Пока. Не плачь, Мария, я знаю, ты – хорошая девочка. – Сьюзи резко хлопнула в ладоши. – По экипажам. Не бегать, не болтать. Брут присмотрит, чтобы ваш багаж погрузили в фургон.

Зачарованный лицезрением этой восхитительной шеренги у стены, внимавшей речи Сьюзи, я непроизвольно выглянул из дверей салона. Одна из шлюх, наверное, Афродита – угольно-черная деваха с распутными глазами, заметила меня и толкнула локтем подружку. Они отвели взгляды и зажали рты, чтобы не захихикать. Отступать было поздно: я стал спускаться по лестнице, и Сьюзи заметила меня как раз в тот миг, когда давала команду разойтись.

– Погодите-ка, девочки! – Она улыбнулась мне и помахала рукой. – Вам следует знать – это ваш новый хозяин… или скоро станет таковым. Поприветствуйте мистера Бичемпа Комбера, девочки! Вот так, хорошо!

Взяв Сьюзи под руку, я небрежно кивнул, произнеся: «Леди!» – и двадцать чепчиков склонились ко мне, а двадцать грациозных фигурок присели в полупоклоне. Святой Георг, я старался не смотреть на них, иначе захлебнулся бы слюной! Все цвета и оттенки, от эбенового до кофейного, кремового и почти белого, все размеры и формы: маленькие и высокие, дородные и худенькие, гибкие и пухленькие – любая так и просилась в иллюстрации к «Арабским ночам». Они перешептывались и переглядывались, а Сьюзи сжала мою ладонь.

– Ну разве они не прекрасны? Это наше состояние, любимый!

Одна из девиц промедлила секунду, наказывая Бруту, как обращаться с ее попугаем в клетке:

– Помни, его нельзя трясти, не так ли, мой маленький голубочек?

У нее был легкий креольский акцент, приятный голос, и ее поза и плавные жесты при разговоре с Брутом подсказали мне, что она рисуется перед своим новым боссом. Кремового оттенка кожа, белоснежный кринолин и чепчик, сдвинутый достаточно, чтобы видно было необычным образом уложенные, с пробором посередине, черные как вороново крыло волосы. Личико невинное, как у святой, зато легкая, неслышная поступь выдавала в ней ту еще штучку.

– Хмм, – протянула Сьюзи. – Это Клеония. Если бы она вовремя не вышла вон, я бы решила, что у нее что-то на уме. Думаю, надо при случае поучить ее тростью… Впрочем, стоит ли осуждать ее за заботу о том, кто ей дорог, не правда ли, дорогой? Знаешь, сколько может она принести нам за год? – Пятнадцать тысяч долларов, а то и больше, причем без особых забот. Но впрочем… – она чмокнула меня и подмигнула. – Нам пора в путь. Мы же не намерены заставлять такого важного джентльмена дожидаться нас, а?

Что это за джентльмен, я узнал, когда мы поднялись на борт стоящей у пристани «Королевы чоктавов». Было это сразу после наступления сумерек – мы решили, что мне не стоит подвергаться риску, и поэтому я старался не показываться на публике при свете дня до тех пор, пока мы не достигнем Вестпорта. Сьюзи зафрахтовала всю техасскую палубу[39] парохода, оказавшегося небольшим суденышком с гребным колесом на корме; пробравшись сквозь груды ящиков и снующих туда-сюда пассажиров – я с высоко поднятым воротником и в надвинутой на брови шляпе, – мы взошли по трапу, миновали склонившегося в поклоне кондуктора и оказались на своей палубе, поспешив к отведенному лично Сьюзи салону. В нем ярко горели свечи, на столе сияли хрусталь и серебро, наготове стояли чернокожие лакеи, а оркестр скрипачей наяривал вовсю. Краснорожий здоровяк-капитан, при форме и баках, поцеловал Сьюзи ручку и радушно поприветствовал меня; рядом суетился, приторно улыбаясь, священник, а еще двое парней делали умный вид, поигрывая перьями и бумагой.

– Так-так, замечательно! – восклицает шкипер. – Добро пожаловать на борт, миз Уиллинк, и вам, сэ’! Как видите, м’дам, все готово – достопочте’ Хуткинс, уважаемый мистэ’ Грейс из муниципии, и клерк!

Он обвел салон рукой, и я понял, что коварная ведьма взяла меня тепленьким; она сладко улыбалась мне, капитан хлопал по плечу, магистрат начал с вопроса, действительно ли я – Бичемп Комбер, холостяк, в здравом уме и твердой памяти, а клерк зашуршал пером по бумаге. Потом мы поставили свои подписи – рука Сьюзи дрожала, – а маленький судовой священник стал перелистывать свою книгу и прочищать горло.

– К-хм! Сьюзан Уиллинк, вдова… и Бошамп, так, кажется? Правильно Би-чемп, да? Мы собрались здесь пред лицом Господа и этих почтенных свидетелей, дабы… священный союз… произведение потомства, да, конечно… пока смерть не разлучит вас… У вас есть кольцо, сэр? Нет? У леди есть кольцо, так-так… Новенькое… Будьте добры, передайте его ему, а вы, сэр, возьмите руку невесты…

В ушах моих звенят колокола штракенцского собора, я вдыхаю аромат ладана, чувствую тяжесть коронных бриллиантов и ощущаю ледяную ладонь Ирмы… Потом она обращается вдруг в ладонь Элспет, горячую и твердую, а за плечом стоит коротышка Эберкромби, приглядывавший, чтобы я не удрал от алтаря. Слышится возбужденный шепот Моррисона: «… Не будь тута достаточно экипажей для тетушек и кузин, мы бы чирр-товски славно прогулялись до свадебного завтрака…» И вот я уже подглядываю за обнаженной королевой Ранавалуной, пока служанки совершают ее ритуальное омовение – церемония эта не относилась к свадебным торжествам, но оказалась первым этапом к моему соединению с этим черным чудовищем… Ко мне поворачивается лицо Ирмы, холодное и гордое, ее губы слегка касаются моей щеки… Элспет сияет улыбкой, ее золотистые кудри скрыты свадебной фатой, алые губки раскрываются навстречу моим… Сумасшедшая черная горилла с глухим рыком срывает с себя платье и хватает меня за причиндалы… Даже не знаю, с какой стати в голове мелькали эти видения прежних моих бракосочетаний – видимо, в основе своей я все-таки весьма сентиментальный малый. Теперь же на меня смотрит пухлое личико Сьюзи, скрипачи стараются вовсю, шкипер с магистратом хлопают и выкрикивают поздравления. Ниггеры-лакеи снуют с подносами, к потолку взлетают пробки, Сьюзи прыскает со смеху, когда капитан галантно заявляет о праве поцеловать невесту, а маленький священник лопочет, что, мол, разве одну только рюмочку… нет-нет, закуски не надо…

Но больше всего запала мне в память не эта неожиданная церемония и не обязательные экстатические упражнения на роскошной кровати под картиной, на которой Пан с подобающим случаю любострастием пожирал взглядом увивающихся вокруг него нимф, и не железные объятия Сьюзи, сонно бормочущей в тысячный раз: «Миссис Комбер… миссис Бичемп Миллуорд Комбер», – нет-нет, ничего подобного. Мне запомнилось, как, дождавшись, пока она уснет, я вышел, и стоя у поручней техасской палубы, окутанной бархатом ночи, курил чируту, окидывая взором маслянистые воды реки и проплывавшие мимо очертания Батон-Ружа. Огромное кормовое колесо мерцало в свете звезд, как волшебный фонарик, на восточном берегу виднелись далекие огни города, из центрального салона на нижней палубе доносились приглушенные звуки музыки и смеха. Я неспешно прошел назад и посмотрел вниз, на открытую главную палубу – и то, что услышал и увидел тогда, так ярко отпечаталось в моей памяти, словно все происходило только вчера.