Бал. Жар крови - Ирен Немировски

— Отсюда вы сможете наблюдать за танцами, здесь нет ставней, — посмеивалась мисс Бетти.

Как только она удалилась, Антуанетта сразу же боязливо подкралась к окну и прижалась лбом к стеклу; из окон напротив на стену лился теплый золотистый свет. За тюлевыми занавесками мелькали тени. Прислуга. Кто-то открыл окно эркера, и Антуанетта услышала, как в глубине гостиной настраивают музыкальные инструменты. Значит, музыканты уже пришли… Боже мой, уже девять с лишним… Всю неделю она смутно ожидала вселенской катастрофы, которая предотвратила бы разоблачение; но и этот вечер прошел, как все остальные. В соседней квартире часы пробили половину десятого. Еще полчаса, три четверти часа, и потом… Скорее всего, ничего не произойдет: сегодня, когда они вернулись с прогулки, госпожа Кампф спросила мисс Бетти, набросившись на нее с такой прытью, на какую только она и была способна и которая приводила слабонервных людей в полное замешательство: «А приглашения вы точно послали, вы ничего не потеряли, вы уверены?» И англичанка ответила: «Да, госпожа Кампф». Вне всякого сомнения, она несет ответственность, только она одна… И если ее выгонят, тем лучше, это ей послужит уроком.

«А мне наплевать, наплевать», — бормотала Антуанетта, яростно, до крови кусая руки своими молодыми острыми зубами.

«Ну, а та, другая, пусть она поступает со мной как хочет, я не боюсь, мне наплевать!»

Она посмотрела на темный колодец двора под окном.

«Я покончу с собой и перед смертью скажу, что это ее вина, вот и все, — думала она. — Я ничего не боюсь, я за себя уже заранее отомстила…»

Она выжидала. Стекло запотевало от ее дыхания, и Антуанетта его энергично протирала, чтобы снова прильнуть к нему. В конце концов, не выдержав, она распахнула обе створки. Ночь была ясная и прохладная. Теперь своими зоркими глазами подростка она четко видела ряд стульев у стены, музыкантов у рояля. Она простояла неподвижно так долго, что ее щеки и обнаженные руки совершенно окоченели. В какой-то момент ей даже представилось, что на самом деле ничего не случилось, что ей просто померещился и мост, и черные воды Сены, и разорванные, уносимые ветром приглашения, а сейчас каким-то чудом войдут гости и начнется бал. Она услышала, как пробило три четверти, а немного спустя — десять. Десять ударов… Она вздрогнула и выскользнула из комнаты. Антуанетта направилась к гостиной, куда ее влекло, как влечет к месту преступления неопытного преступника. Она пересекла коридор, где два официанта прямо из бутылки пили шампанское, и добралась до столовой. Там не оказалось ни души; все было готово, посредине стоял огромный стол, ломившийся от блюд с птицей и рыбой, серебряных подносов с устрицами, украшенных венецианским кружевом, с гирляндами цветов между тарелками и двумя одинаковыми пирамидами из фруктов. Вокруг, на накрытых на четыре или шесть персон столиках, сверкали хрусталь, костяной фарфор, серебро, позолота. Позднее Антуанетта так и не смогла понять, как она осмелилась пройти через весь сверкавший огнями зал. На пороге гостиной она на мгновение заколебалась, потом заметила в соседнем будуаре обитый шелком большой диван. Она встала на колени и протиснулась между спинкой дивана и развевающимся занавесом; там был лишь крошечный закуток, где она и уселась, обхватив колени руками. Когда она выглядывала оттуда, гостиная простиралась перед ней как театральная сцена. Долго простояв у открытого окна, она сильно замерзла и поэтому сейчас вся дрожала. Квартира казалась тихой, спокойной, как будто погруженной в сон. Негромко переговаривались музыканты. Она рассматривала негра с ослепительными зубами, даму в шелковом платье, литавры, похожие на тазы, которые продаются на ярмарке, громадную виолончель в углу. Негр вздохнул и слегка тронул ногтем струны гитары, отчего она загудела и издала глухой стон.

— Мы все позже начинаем и все позже заканчиваем.

Пианист произнес несколько слов, которые Антуанетта не расслышала, — все рассмеялись. И тут вошли супруги Кампф.

Увидев их, Антуанетта сделала движение, как будто хотела провалиться сквозь землю. Она плотно прижалась к стенке, спрятав лицо в сгиб локтя. Она слышала их приближающиеся шаги. Родители были уже совсем рядом. Кампф сел в кресло напротив Антуанетты. Розина сделала круг по комнате, зажгла, а затем погасила светильники на камине. Ее бриллианты сверкали.

— Сядь, глупо так суетиться, — тихо сказал Кампф.

Почти касаясь головой деревянной рамы дивана, Антуанетта во все глаза смотрела на стоящую прямо перед ней мать. И девочку поразило новое выражение ее властного лица: на нем отражалось нечто вроде самоуничижения, усердия и испуга одновременно…

— Альфред, ты думаешь, все будет в порядке? — спросила Розина звонким, дрожащим детским голосом.

Не успел Альфред ответить, как раздался звонок, эхом отозвавшийся по всей квартире.

Розина сжала руки.

— Боже мой, начинается! — прошептала она, как будто речь шла о землетрясении.

Они бросились к двери в зал, обе створки которой были открыты.

Через минуту они вернулись, ведя мадемуазель Изабель, которая говорила очень громким, тоже для нее необычным высоким и резким голосом; ее трели прерывались короткими смешками.

«Об этой-то я совсем забыла», — с испугом подумала Антуанетта.

Сияющая госпожа Кампф говорила без умолку; на ее лице вновь появилось высокомерное и веселое выражение; она лукаво подмигивала мужу, украдкой указывая ему на платье мадемуазель Изабель из желтого тюля. Длинная жилистая шея старой девы была обмотана боа из перьев, которое она теребила обеими руками, как Селимена[17]— свой веер. На ее запястье была оранжевая бархатная ленточка с прикрепленным к ней серебряным лорнетом.

— Разве вы раньше не видели этой комнаты, Изабель?

— Да нет. Вся очень изящно, а откуда эта мебель? О, а эти фарфоровые вазы просто восхитительны. Значит, вы все еще любите японский стиль, Розина? Я его всегда отстаиваю. Как раз на днях я говорила Блоху-Леви — Соломону, вы его знаете? — который упрекал этот стиль в том, что он поддельный и подходит только нуворишам: «Можете оставаться при своем мнении, но это весело, живенько, к тому же не так дорого, как, скажем, стиль Людовика XV, и это совсем не недостаток, наоборот…»

— Да нет же, вы заблуждаетесь, Изабель, — энергично возражала Розина, — старинные китайские и японские вещи безумно дороги… Например, эта ваза с птичками…

— Старинная вещь…

— Мой муж заплатил за нее десять тысяч франков в «Отеле Друо»… Нет, что я говорю? Какие десять — двенадцать тысяч, не так ли, Альфред? Ох! Я его для порядка поругала, но недолго. Я и сама люблю посещать антикварные лавки. Это моя страсть.

Кампф позвонил.

— Вы не откажетесь от порто, милые дамы? Принесите, — обратился он к вошедшему Жоржу, — три бокала порто «Сандеман» и бутерброды, бутерброды с икрой…