Бал. Жар крови - Ирен Немировски

Она оборвала молитву и вдруг громко произнесла:

— Скорее всего, это все выдумки — Боженька, Богородица, — такие же фантазии, как добрые родители в книжках или счастливая пора детства…

Да, в самом деле, счастливое детство — какая это иллюзия, какая нелепость! Она продолжала гневно твердить, сильно, до крови кусая руки:

— Счастливая… счастливая… Лучше бы я была мертва и лежала в сырой земле…

Это же рабство, тюрьма — изо дня в день в одни и те же часы делать одно и то же… Вставать, одеваться… Носить темные платьица, огромные ботинки, плотные чулки; нарочно, нарочно, чтобы выглядеть как прислуга, чтобы никто на улице не посмотрел вслед этой ничтожной девчонке… Дураки, вы никогда больше не увидите эту нежную плоть, эти чистые невинные ясные глаза с синими кругами под ними, красивые испуганные и дерзкие глаза, зовущие, невинные, выжидающие… Никогда, никогда больше… Откуда эта постыдная и бессильная зависть, терзающая сердце при виде прогуливающихся в сумерках парочек, которые обнимаются и пошатываются как пьяные?.. Неужели эту ненависть способна испытывать четырнадцатилетняя девочка? Она же знает, что ее пора еще настанет. Но так нескоро, надо так долго ждать, а пока — убогая жизнь, полная унижений, уроки, жесткая дисциплина, орущая мать…

«И эта женщина посмела мне угрожать!»

И нарочито громко она произнесла:

— Она бы не осмелилась…

И тут Антуанетта вспомнила о занесенной над нею руке.

«Если бы она до меня дотронулась, я бы стала царапаться, я бы ее укусила, а потом… Всегда можно удрать… и навсегда… через окно», — думала она, словно в лихорадке.

И она представила, как лежит на тротуаре, вся в крови… 15-го числа бал не состоится… Будут говорить: «Этот ребенок не мог выбрать более подходящий день для самоубийства…» Как сказала ее мать: «Я сама хочу жить, сама…» Возможно, именно от этого ей было еще больнее, чем от всего остального… Никогда раньше Антуанетта не замечала в материнских глазах ледяную злобу соперницы…

«Мерзкие эгоисты, это я хочу жить, я, я, я же молода… Они лишают меня моей доли счастья на этой земле… О! Если бы чудом попасть на этот бал и быть самой красивой, самой ослепительной, повергнуть всех мужчин к своим ногам!»

Она шептала:

— Вы ее знаете? Это мадемуазель Кампф. Она не отличается, так сказать, классической красотой, но обладает невероятным шармом… А какое изящество… Она затмевает всех остальных, не так ли? Что до ее матери, то рядом с дочерью она выглядит просто кухаркой…

Она опустила голову на мокрую от слез подушку и закрыла глаза; ее усталые члены ощутили прилив какого-то слабого, вялого сладострастия. Сквозь рубашку она нежно и почтительно коснулась своего тела… Прекрасного тела, готового к любви… Она прошептала:

— Пятнадцать лет… Ах, Ромео, ведь это же возраст Джульетты…

Когда ей исполнится пятнадцать лет, мир приобретет иной аромат…

На следующий день госпожа Кампф ни словом не обмолвилась о вчерашней сцене, но в продолжение всего завтрака старалась дать дочери понять, что она не в духе, постоянно делая Антуанетте отрывистые замечания, — это ей особенно хорошо удавалось, когда она была в плохом настроении.

— О чем это ты мечтаешь, разинув рот? Закрой рот и дыши носом. Как приятно родителям видеть, что их дочь вечно витает в облаках!.. Осторожно, как ты ешь? Ты что-то пролила на скатерть, я уверена… В твоем возрасте ты все еще не умеешь есть как все нормальные люди? И нечего хлюпать носом, очень тебя прошу, доченька… Тебе нужно научиться выслушивать замечания, не корча такие рожи… Не желаешь отвечать? Ты язык проглотила? Ну вот, теперь слезы, — продолжала она, вставая и бросая салфетку на стол. — Лучше я уйду, чем видеть перед собой лицо этой дурочки.

Она вышла, оглушительно хлопнув дверью. Антуанетта с гувернанткой остались вдвоем перед ее опрокинутым прибором.

— Доешьте десерт, Антуанетта, — прошептала мисс. — Вы опоздаете на урок немецкого.

Антуанетта дрожащей рукой поднесла ко рту четвертинку апельсина, который она только что очистила. Она изо всех сил старалась есть медленно, спокойно, чтобы лакей, застывший за ее стулом, понял, что она презирает «эту женщину» и равнодушна к ее крикам; но слезы сами собой катились из-под распухших век и падали на платье, как блестящий бисер.

Немного погодя госпожа Кампф вошла в классную комнату, держа в руке приготовленный пакет с приглашениями.

— Ты после полдника идешь на урок музыки, Антуанетта? Передашь Изабель ее конверт, а остальное вы отнесете на почту, мисс.

— Yes, миссис Кампф.

На почте было много народу. Мисс Бетти взглянула на часы:

— Ах… У нас нет времени, мы опоздаем, лучше я зайду на почту во время вашего урока, моя милочка, — проговорила она, отводя глаза. Ее щеки казались еще более румяными, чем обычно. — Вам… вам ведь все равно, не так ли, моя дорогая?

— Да, — пробормотала Антуанетта.

Больше она ничего не сказала, но когда мисс Бетти, советуя ей поторопиться, оставила ее перед домом, где жила мадемуазель Изабель, Антуанетта выждала несколько минут, скрывшись в проеме ворот и наблюдая. Гувернантка подбежала к стоявшему на углу такси. Машина проехала рядом с Антуанеттой, которая, привстав на цыпочки от любопытства, боязливо заглянула внутрь. Но ничего не увидела. Какое-то время она стояла неподвижно, провожая взглядом удалявшуюся машину.

«Я уверена, что у нее есть любовник… Сейчас они наверняка целуются, как в романах… Может, он говорит ей: „Я тебя люблю…“ А она? Неужели она… его любовница?» — думала Антуанетта, испытывая смущение и глубокое отвращение: мисс свободна, может остаться наедине с мужчиной… Как она счастлива… Они, разумеется, поедут в Булонский лес. «Хорошо бы, если бы мама их увидела… Ах! Вот было бы здорово! — бормотала девочка, сжимая кулаки. — Но нет, влюбленным сопутствует удача… Они счастливы, они вместе, они целуются… Весь свет полон влюбленных мужчин и женщин… Почему же мне не везет?»

С ненавистью взглянув на свой болтающийся на локте ранец, она вздохнула, медленно повернулась и пересекла двор. Она все-таки опоздала. Мадемуазель Изабель сказала: «Тебя так и не научили, Антуанетта, что пунктуальность — это первейшая обязанность хорошо воспитанного ребенка по отношению к его учителям?»

«Какая она тупая, старая, страшная…» — думала Антуанетта в отчаянии.

А вслух она подробно объяснила:

— Добрый день, мадемуазель, меня мама задержала. Я не виновата. Она просила передать вам это…

Протягивая конверт, она добавила в порыве вдохновения:

— И она просила, чтобы вы меня отпустили на пять минут раньше обычного…

Таким образом, она сможет увидеть мисс с ее приятелем.

Но мадемуазель Изабель не слушала. Она читала приглашение госпожи Кампф.