Девушка жимолости - Эмили Карпентер

Я открыла коробку и достала пустой пузырек, самый старый, который, по словам доктора Дункана, принадлежал моей маме. Прочитала этикетку – уже, наверное, в миллионный раз. Лекарства были выписаны в Тускалузе. На пузырьке значилось «Причард».

Сердце заколотилось.

Причард. Государственная психиатрическая лечебница. Первоначальной постройке больше ста лет, теперь она пустует, все пациенты переведены в современное здание в другой части больничной территории. Слово «Причард» знала вся Алабама, оно служило синонимом худших издевательств над пациентами. В восьмидесятые появились поползновения восстановить клинику, однако были они довольно вялые и прекратились, как только власти штата подсчитали, во сколько это обойдется. После чего было решено, что штат не в состоянии содержать викторианскую громадину, и больницу закрыли. Насколько мне было известно, теперь она дожидалась бульдозера.

Мама никогда там не лежала. Не может такого быть.

Но я знала человека, связанного с Причардом. Человека, которого мне хотелось забыть как страшный сон.

Я подняла крышку коробки и кинула туда пустой пузырек. С коробкой под мышкой я вышла на улицу и направилась к своему дому. Воздух был неподвижным, плотным, влажным – как перед ураганом.

* * *

Когда я ступила на подъездную дорожку к отцовскому дому, пот лил с меня ручьями после двух миль по липкой жаре. Мимо меня прогрохотал эвакуатор, увозя мой автомобиль. Я принялась как идиотка размахивать руками. Глянув на меня, водитель поехал дальше. Задыхаясь в поднятой им белой пыли, я уставилась на дом. Молли Роб в очередном старушечьем бежевом одеянии и обруче того же цвета на голове наблюдала за происходившим с крыльца. Я бросилась к дому по дорожке и остановилась на повороте, уперев руки в бока.

– Вы не имеете права! – закричала я. – Это моя машина.

– Нет, это наша машина, – властно заявила Молли Роб со своего насеста. – Ты передала нам документы на нее пару лет назад, забыла? Не знаю, что ты собралась с ней делать, но Уинн теперь приглядит за ней, так что скажи ему спасибо.

– Я хочу поговорить с ним, – выкрикнула я.

– Он занят, можешь говорить со мной.

– Из тебя получится шикарная первая леди, ты в курсе? Целое подразделение службы безопасности в одном костлявом бежевом флаконе.

Роб закатила глаза.

– Но в данном случае тебе придется попридержать коней, поскольку я… – Тут я повысила голос и отчетливо произнесла каждое слово: – Хочу поговорить со своим братом.

Молли переступила с ноги на ногу.

– Уинн занят. Тебе, конечно, нет дела, но Глупыш пропал, твой отец безумно переживает.

– Глупыш?

– Его собака.

Шавка. Померанский шпиц, или чихуахуа, или кто там еще. Кличку, конечно, предложила Молли Роб. Дебилка.

– Скажи Уинну, пусть прихватит ружье, – предупредила я. – Вдоль нашего берега уйма крокодилов.

– Ты бездушная, – сказала Молли. – Твой отец любит эту собаку.

– Мой отец терпеть не может маленьких собачонок. Будь он сейчас в себе, то, скорее всего, пнул бы вашу шавку прямиком в реку. Думаю, кстати, вы опоздали. Крокодилы уже с успехом ею пообедали.

Не проронив ни слова, она упорхнула в дом. Хлопнув дверью так, что стекла зазвенели. Я пошла назад, дрожа от ярости. Всю дорогу к дому Джея я непрерывно повторяла про себя: «Только бы он не проснулся, только бы не проснулся!»

* * *

В задней части дома шумел душ. Как я поняла, Джей проснулся и, не обнаружив меня, решил не искать. Это и его ключи на кухонном столе было большим, чем то, о чем я молилась. Даром Божьим. Я вышла из дома и села на пахнущее кожей сиденье его «БМВ». Сжала пальцами виски.

Не надо думать, просто поезжай.

В знак покаяния я пробормотала Veni, Creator Spiritus – хотя и была абсолютно уверена, что это не самая подходящая молитва, – и рванула с места. Милях в трех к северу показалось просторное современное здание из камня и стекла, расположенное в самом устье залива. При виде этого дома у меня внутри все сжималось и учащался пульс, но если я хочу что-то узнать о маме, то начинать нужно именно отсюда.

К счастью, машин рядом не было, я без труда припарковалась и постучала в двустворчатую дверь. Слава богу, ответила горничная. (Горничная, заметьте, а не домработница, – женщина за семьдесят, до сих пор носившая форменное платье, белое с серым, как полагалось в давние времена.)

Я представилась давнишней подругой Хильды Оливер – точнее, всех Оливеров, – приехавшей повидаться. Горничная ответила, что миссис Оливер нет дома, но мистер Оливер играет в клубе в гольф с их сыном Роувом.

Клокоча от нервного возбуждения, я запарковалась возле загородного клуба. Я напевала обрывки песен, которые крутили по радио, отгоняя соблазн скатиться в прежнюю жизнь. Какой же я мерзкий человек, раз так мне кайфово было обманывать, красть и гнать со скоростью 85 миль в час, чтобы осуществить очередное плохое решение.

16 сентября 2012, воскресенье

Мобил, Алабама

Поле для гольфа при загородном клубе Мобила мерцало в жарком мареве. Я оставила машину на краю парковки в тени старого дуба и долго нажимала бесчисленные кнопочки на приборной панели, пока люк в крыше наконец не закрылся. Потом я засунула сигарную коробку вместе с телефоном под водительское сиденье.

Парень в магазине гольф-товаров сказал, что четверка, включая Оливеров, скоро закончит игру. Я подумала взять гольф-кар и тут заметила автобар, припаркованный на дорожке. Водить эти машинки всегда нанимают исключительных дур: кретинок с русалочьей гривой, здоровенными сиськами и в таких коротких юбках, что задница трясется ниже подола. В общем, таких, чтобы втюхивали посетителям клуба пиво и сэндвичи в несусветных количествах. Я лениво направилась к машине. Неудивительно, что ключ остался в замке зажигания. Я завела мотор и поехала по дорожке для гольф-каров.

Я пронеслась мимо нескольких игроков, пытавшихся меня тормознуть, и остановилась у пятнадцатой лунки. Именно в этот момент Роув Оливер сделал первый удар. Я сидела в машинке возле сосновых посадок, собираясь с духом. Времени прошло много. Годы… Но даже теперь рядом с ним я чувствовала себя тринадцатилетней. Трясущейся, напуганной тринадцатилетней девчонкой.

Наряд Роува представлял собой варварское сочетание лилового, мятно-зеленого и желтого. Плюс широкий белый ремень, державший штаны под солидным пузцом. Я прикинула в уме. Ему сорок два. Лицо красное, из-под белого козырька в пятнах от пота торчат сильно поседевшие лохмы.

Я с ним справлюсь, уговаривала я себя. Я смогу. И не потому, что знаю его слабое место, а потому, что он для меня теперь ничто.

Ничто.

Роув прищурился, вглядываясь в фервей, облокотился на клюшку и выругался. Остальные члены его команды направились к своему гольф-кару. Я соскользнула с сиденья. Приняла специальную позу – расставила ноги, руку положила на бедро, выпятила грудь.