Цена моих грез - Ева Ройс

– Даня уже одет? Или ты его переоденешь? – спросил на всякий случай.

– Одет, – кивнула Дарья.

– Отлично. Подождите меня в машине, я сейчас буду.

Снежинка еще один настороженный взгляд бросила на меня, потом на детей за оградой, которые на нас заинтересованно смотрели, и только потом увела мальчика. Он ей что–то начал шептать.

А я, достав телефон, набрал директрису приюта. Та ответила очень быстро. У нас с ней уже был серьезный разговор, так что она сразу же согласилась отпустить Даню на пару часов. И заверила, что за ним очень хорошо ухаживают, и она, Галина Дмитриевна, будет по нему скучать, когда мы его заберем. Холодно отблагодарив, отключился и пошел к машине, чувствуя затылком десятки детских глаз, которые на меня смотрели с надеждой. Захотелось у них хоть чуть–чуть ее попросить. У них надежды много, а у меня ее отобрали и сожгли.

Не знаю, зачем я это делаю. Вожусь с Дашей, а теперь и с ее племянником. Понятия не имею, но мне чертовски нравится вгрызаться в эту иллюзию правды. Будто бы все серьезно, а не понарошку. Будто бы все добровольно, а не через сети фраз.

В салоне пахнет ее малиной и разнотравьем детского счастья. И мне на миг приходит мысль, что, если бы я был ребенком, я был бы счастлив. Однозначно. Потому что чем взрослее мы становимся, тем больше нам нужно. Вот и я хочу почти недостижимого: счастья, пускай и обгрызанное, с подпаленными краями, но выстраданное и теплое.

– Куда едем, супергерой? – смахнув мысли, будто пыль с полки, сел в авто. Причем рядом со Снежинкой, потому что она собой Даню спрятала, усадив на свое прежнее место – рядом с окном.

– Мамочка? – мальчик вцепился в изящную ладонь Даши и что–то прошептал ей на ухо, от чего у нее на губах улыбка расцвела.

– Конечно, – девочка поправила на Дане шапку с известным лейблом “S”. – А что ты хочешь?

Свое желание высказал Даниил опять почти что шепотом, но я, вырывающий каждый звук в салоне у воздуха, услышал:

– Можно мне какао? И погулять. Так все делают: пьют какао и по парку…

Такие наивные, но в то же время взрослые какие–то с налетом печали, у него “хочу”. А я в его возрасте хотел машинку и чтобы мама не пила.

– Можно, моя радость, – она целует его в щеку, а у меня губы горят – моя кожа помнит поцелуй с ней.

Бросив еще один взгляд на нее – такую близкую, сидящую у меня под боком, и настолько далекую, будто из другой вселенной, приказываю водителю ехать в парк. Неважно какой, но чтобы с лавочками и с кафе.

Все проходит – это самая верная истина на свете.

(с) Эрих Мария Ремарк

Даня хотел всего лишь какао и по парку погулять. И от этого наивного желания глаза щиплет, а во рту вязкая горечь. Что не я исполняю его мечту, а совершенно посторонний. Который, скорее всего, продолжает игру. Игру, где карты – чужие мечты и желания, а декорации – наша жизнь.

Сжимала зубы, проклинала Левича… И глубоко в душе его благодарила. Даже вот за это. Пускай играет, но Данька таким счастливым выглядел. Я его таким никогда не видела после того, как у меня его отобрали.

– Мамочка, смотри! – сын пальчиком мне указал вход в парк, который виднелся уже. На множество шариков и людей в костюмах всяких персонажей из сказок и мультфильмов. – Ой… Какие большие! А их потрогать можно? А они разговаривают? А шарики почему летают?

Он всю дорогу тихо сидел: смотрел на мир, который, оказывается, прятался за коваными воротами детдома. И теперь за каждым углом и поворотом новый и неизведанный мир. Для него разный, а для остальных – обыденный и серый.

– Можно потрогать. Разговаривают. А в шариках воздух такой, что вверх их поднимает. Хочешь, я тебе куплю такие шарики? С рисунками или обычные?

– Правда купишь? – теплые пальчики мою ладонь сжимают, а каре–зеленые глаза на меня смотрят. Сияют. – И с рисунком можно? Вон того кота?

Я кивнула, обнимая его и чувствуя себя плаксой. Вот серьезно. Уже который раз к горлу слезы подступают, потому что в моем детстве всего этого было отбавляй. Отец хорошо зарабатывал и нас с Дариной сильно баловал.

Я чувствовала всей поверхностью кожи его взгляд. И запах чувствовала, потому что Павел близко ко мне сидел. И это сочетание кружило мне голову, мне казалось, что все это – сон. Мираж. Не может такого просто быть. Чтобы похититель выгуливал свою пленницу вместе с сыном, делая вид, что мы – семья. Жутко звучит, правда? Что мы семья зверя. Что у дьявола может быть семья.

Он хорошо играл роль “папочки”. Едва машина остановилась, он вышел, чтобы открыть нам с Даней дверцу, потом сам купил, не слушая мои возражения, те самые шары в в форме кота, которые хотел Даня. Так как налички у него с собой не было, а карту не принимают, то переводил прямо со счета через телефон. И улыбнулся на безграничную радость, что проявилась на лице моего мальчика. От этой улыбки у меня что–то дрогнуло.

Не могут чудовищи так…

О чем–то они говорили, а когда я спросила, о чем именно, мне Даня сказал, что “о своем, мужском”. И смех, и слезы.

И в кафе сводил. Заказал на обед пиццу, чай, что–то на десерт и какао с собой нам с сыном. А себе, конечно, кофе. Горький, черный, как мне кажется, проекция его жизни.

После обеда, за который опять же заплатил Левич, мы гуляли по осеннему парку. Будто действительно… семья. Папа, сын и мама. Только это не так. Потому хотела вырезать где–нибудь, чтобы люди знали, что он чужой, и не умилялись. Что он зверь, чтобы я сама в это поверила.

Я грела ладони о стаканчик с какао, которое не хотелось пить, точно как Павел. Он тоже не пил, смотрел на счастливого Даньку и молчал. И я не знаю, что меня тогда дернуло, но… Но слова все же прозвучали:

– Давай поменяемся? – протянула ему стаканчик, где мое имя красивым шрифтом написали.

Хотела попробовать немного его жизни. Кофе я пила исключительно сладкий и с молоком, а вот который он заказал – ни разу. Как и таких людей еще ни разу не встречала, как он.

– Тебе не понравится, – но он в ответ протянул свой стакан. И так прозвучало, будто бы он о себе говорил. Что он мне не понравится…

– Не попробую – не узнаю.

И чуть ли не подавилась первым глотком. Горький! Рот вяжет даже. Но я проглотила и этот глоток, и следующий. Смотрела ему в глаза, в его зеленый шторм, в его бурю. Хотела узнать, что там, в эпицентре его вселенной, но… Нет. Нельзя. Невозможно. Неправильно. Не могу и не посмею.

– Неплохо, – вынесла вердикт я. – А тебе как?

Он тоже сделал пару глотков.

– Очень вкусно, – и взгляд направлен на меня. Будто бы обо мне. Будто бы…

Хочу бросить чертов стаканчик на землю, втоптать ногой в землю, но… Опять не могу. Просто отворачиваюсь и слежу за Данькой, который какой–то листик нашел.